Крест Гитлера: Церковь времен III Рейха

Люцер Эрвин В.

В это время Нимёллер уже поднимался по лестнице, не подавая вида, что он услышал эти слова, однако его страх улетучился и, как выразился Шмидт, «вместо него пришло мирное великолепие абсолютного упования на Бога». Первое, что увидел Нимёллер, войдя в зал суда, — это портрет Адольфа Гитлера, висящий на стене позади трибуны судьи. В течение последующих нескольких дней он раз или два ловил на себе быстрый взгляд охранника в зеленой униформе, но не смог рассмотреть его лица. Этот человек так никогда и не узнал, какое большое значение имели его слова для заключенного в последующие дни. Нимёллер был приговорен к тюремному заключению и затем отправлен в концентрационный лагерь. В конце концов, он оказался

в Дахау, где оставался вплоть до освобождения союзными войсками. Ценой его верности стали семь лет страданий в концентрационном лагере. Еще более удивительным было то, что его страдания не завершились после освобождения по окончании войны. Должна была быть написана еще одна глава его жизни.

В знаменитой «Штуттгартской декларации вины» 1945 года Нимёллер привел Исповедующую церковь к тому, чтобы она совместно с немецким народом признала свою вину в ужасах Второй мировой войны. Это дало возможность всемирной Церкви примириться с церковью Германии. Тем не менее, за этот поступок Нимёллер был обвинен соотечественниками в измене. Многие немцы все еще верили пропаганде Гитлера, осуждающей в напрасной гибели лучшей части их молодежи Британию, Соединенные Штаты и особенно Россию. Только позже они смогли осознать всю значимость Холокоста и истинной роли их страны в войне.

Между тем еврейские лидеры в Соединенных Штатах настаивали на том, что Нимёллер никогда не порицал сам нацизм, а только — его вторжение в Церковь. Его клеймили как того, кто был «немногим лучше нациста». Тем не менее, с годами Нимёллера все больше и больше признавали как смелого христианского лидера. До конца своей жизни он боролся, как выразился его друг Дитрих Бонхёффер, «за то, чтобы церковь была церковью». Хотя он и умер в 1984 году, его слова звучат и сегодня:

Вначале они взялись за социалистов, и я не поднимал голос, потому что не был социалистом. Затем они взялись за членов профсоюза, и я не поднимал голос, потому что не был членом профсоюза. Затем они взялись за евреев, и я не поднимал голос, потому что не был евреем. Затем они взялись за меня, и не осталось никого, кто поднял бы голос за меня.

К СЧАСТЬЮ, НИМЁЛЛЕР ПОДНИМАЛ ГОЛОС

Клятва на верность Гитлеру

6 августа 1938 года передовая статья газеты «Чикаго трибьюн» вышла под заголовком «Библия, искаженная под нацистов». В статье говорилось о том, как Нагорная проповедь и Евангелие от Иоанна были переписаны бывшим епископом Рейха Людвигом Мюллером. Из текста были удалены слова «грех» и «благодать», а Золотое правило было переписано так, что было применимо только к отношениям между нацистами. Все ссылки на ветхозаветные пророчества, от Моисея до Авраама, также были удалены. Вечная жизнь была определена как «истинная жизнь».

Нацистский «Христос» одобрял немецкий национализм и расширение Германской империи. Этого «Христа» интересовали вопросы не вечной жизни, а только жизни настоящей — жизни обычного гражданина Германии. У этого «Христа» был другой крест и другое будущее. Это был Гитлер — тот, кого Дитрих Эккарт помазал в антихристы.

Маленькая группа лидеров Исповедующей церкви, предвидевших страшную опасность войны, распространяла заявление, побуждающее церкви к проведению служений о ходатайстве за свою страну и молитвы о Божьем прощении. Когда копия этого заявления попала в руки Гиммлера, он опубликовал его, представив как «удар в спину» успехам Гитлера, и поставил на этом документе клеймо «государственной измены». Опасаясь обвинений в антипатриотизме, многие пасторы вышли из состава Исповедующей церкви.

Организованная оппозиция Гитлеру стала почти невозможной, учитывая триумф его зарубежной политики. В марте 1936

года он вернул Рейнскую землю, которая была отобрана у Германии в соответствии с Версальским договором. Когда два года спустя, в марте 1938 года, он быстро и с успехом присоединил к Германии Австрию, то аншлюс (объединение с Австрией) привел немецкий народ в восторг. Кардинал-архиепископ Вены выразил поддержку, настаивая на том, что в грядущих церковных выборах народ должен проголосовать за епископов, «признающих себя немцами в германском Рейхе». Протестанты также изъявили свою преданность. Когда была захвачена немецкоязычная часть Чехословакии, церковь либо поддерживала этот акт, либо оставалась безмолвной посреди народной эйфории.

На гребне волны энтузиазма, вызванного присоединением Австрии, доктор Вернер, новый заместитель Гитлера по вопросам церкви, отправил уведомление всем пасторам, в котором обязал их подписаться под присягой верности Гитлеру в качестве персонального подарка на его день рождения. В частности, в этой присяге было сказано: «Клянусь быть верным и послушным Адольфу Гитлеру, Фюреру германского Рейха и народа; добросовестно соблюдать законы и совершать мое служение. Да поможет мне Бог». В дальнейшем пояснении было сказано, что эту присягу надо рассматривать как выражение «верноподданейшей солидарности с Третьим Рейхом... и с человеком, создавшим общество, которое стало воплощением Третьего Рейха... как присягу личной верности». Отказ принять эту присягу в лучшем случае означал отставку.

В течение Страстной недели крест на Вартбургской башне, в которой Лютер скрывался от своих врагов, был заменен огромной, освещаемой прожекторами свастикой. Местный епископ отправил Гитлеру телеграмму, сообщая о наступлении великого исторического часа. Все пасторы его прихода подчинились внутреннему распоряжению и «с наполненными радостью сердцами приняли присягу верности Фюреру и Рейху... Один Бог, одно послушание вере. Да здравствует мой Фюрер!». Другие приходы последовали тому же «внутреннему распоряжению».

На первых порах пасторы Исповедующей церкви отказывались пойти на уступки. С одной стороны, они не хотели идти на компромиссы со своей совестью, но в то же время они хотели быть патриотами германского государства. Когда Исповедующая церковь собралась в июне 1938 года, чтобы обсудить возникший в последнее время кризис, многие пасторы уже приняли присягу на верность Гитлеру. При этом они пытались представить ее просто как продолжение своих духовных обетов.

Те пасторы, которые не подписались под присягой (да будут они благословенны!), искали руководства в том, как они могут дальше совместно противостоять угрозе нацизма. Тем не менее, этот собор, деморализованный страхом, отказался противостоять объявшей их политической огненной буре. Большинство взяло верх над меньшинством и сделало то, от чего сердце самого Гитлера могло только возрадоваться: оно приняло решение, что каждому лично пастору и служителю церкви следует дать клятву верности. Это решение имело катастрофические последствия. Теперь Гестапо могло без труда выявлять пасторов, не подчинившихся данному решению, арестовывать их, а затем предавать наказанию, какое бы усмотрел Народный суд.

Таким образом, многие из оставшихся пасторов Исповедующей церкви присоединились к тем, кто сдался и принял присягу на верность Гитлеру. Бонхёффер был сокрушен. Это была «рана в его собственной плоти», нанесенная его же народом. Он испытывал стыд, сродни тому, который человек испытывает за свою собственную семью. «Будет ли Исповедующая церковь согласна открыто признать свою вину и разделение?» — спрашивал он. Наконец, выбор стал несомненно очевидным — склонившись перед свастикой, пасторы отвернулись от Креста.