Крест короля
Шрифт:
Правда, Луи никогда не боялся драться один против нескольких противников – тем более, если то были люди, не слишком хорошо вооруженные и не особенно искусные в битве. Но одно дело – когда в бродячей шайке человек пять-семь, ну а коли десять—двенадцать? Тут уже неизбежно отступление, а отступать рыцарю перед каким-то сбродом…
По всем этим причинам Луи обычно предпочитал ночлег на огороженном крестьянском дворе, где всегда находил прикрытое навесом сено, либо, если не было дождя, устраивался под открытым небом. Платить за это нужно было совсем немного. Ему не раз говорили, что иные рыцари и вовсе не платят: будь, мол, счастлив, деревенщина, что у тебя заночевал благородный человек! Однако графу такое бесстыдство претило. Здесь же всегда можно было за простые медяки купить хлеба (если он у хозяина был) и вина, а если хозяйка попадалась
В крайнем случае можно было заночевать среди поля или в лесу, но это было уже совсем небезопасно (Луи помнил рассказ Эдгара о первом подобном ночлеге новоиспеченного рыцаря), и молодой граф, при всей своей отваге достаточно рассудительный, не злоупотреблял в этом смысле стараниями своего Ангела-хранителя…
На сей раз остановиться пришлось все же на постоялом дворе. И дело даже не в том, что другого места для ночлега в этой деревушке не нашлось (лачужки здесь были одна беднее другой – какие там дворы и хозяйства!), а в уговоре, который был у них с Блонделем: рыцари условились встретиться именно здесь.
Луи побывал в герцогстве Штирия, где провел всего четыре дня, потому что на него не стоило тратить больше времени. Среди всех тех мест, где, по мнению разведчиков, мог быть спрятан плененный король (Луи, как и Блондель, как и королева Элеонора, не сомневался, что Ричард попал в плен к кому-то из своих многочисленных врагов), Штирия представлялась наименее для этого подходящей. Здесь располагалось всего несколько крупных старых замков, способных скрывать такую тайну. Правда, из них только два годились для этой цели в настоящее время: остальные были разорены и преданы запустению – недавняя война герцога Штирии со своим соседом заставила нескольких баронов покинуть фамильные владения. Впрочем, Луи в неполные двадцать два года был достаточно умудрен опытом и потому не стал легкомысленно обходить стороной цитадели, в которых, судя по виду, уже два-три года никто не живет. Он побывал и в них, и если там еще обитали прежние слуги, либо ловкие бродяги, занявшие до поры до времени пустующую твердыню, то странствующий рыцарь, выставляя кувшин вина и запросто напрашиваясь на ночлег, легко вызнавал об этом замке все, что ему было нужно. И всякий раз убеждался, что тайных подземелий тут нет и никого не прячут.
Два замка, которые по-прежнему занимали их хозяева, граф Шато-Крайон, разумеется, посетил также. Здесь он не называл своего имени и не говорил, что он рыцарь. В ход шла давно придуманная Блонделем уловка: плащ, шлем и кольчуга исчезали в дорожном мешке, взамен на голове появлялась войлочная шляпа, а за плечами – лютня. И вот уже не странствующий рыцарь, а странствующий трубадур проезжал под стенами цитадели, развлекая обитателей замка музыкой и обещая спеть самые новые баллады, если только его впустят, накормят и позволят переночевать.
Блонделю в этом смысле было легче – он был и вправду трубадуром, на лютне играл не хуже любого музыканта, а баллад и песен знал такое множество, что мог петь их сутки напролет – лишь бы не надоели.
Луи тоже знал пять-шесть последних сочинений и разучил несколько песенок, которые появились на свет в лагере под Птолемиадой. При этом слух у него был далеко не безупречный, да и на лютне он умел скорее бренчать, чем играть: Блондель показал ему основные переборы струн, и смышленый рыцарь их запомнил.
Тем не менее у него все получалось. Луи здраво рассудил, что в Германии, где бродячие миннезингеры появились менее сотни лет назад 32 , а тем паче в таком диковатом месте, как Штирия, сыщется не так уж много знатоков и ценителей музыки. А значит, его скромное умение что-то сбренчать и потихоньку, изображая непрошеную простуду, спеть пару песенок будут приняты за истинный талант.
В обоих замках жили женатые бароны, а у второго барона к тому же имелись целых четыре дочери, так что появление красивого белокурого музыканта (да еще из Франции, которая, как все знали, и научила немцев петь баллады) было встречено с восторгом. И никто не воспрещал Луи бродить по всем галереям и закоулкам. Напротив, ему с гордостью показывали все, чем он интересовался. Владельцы попались явно не из тех, кто скрывает тайны, и уж подавно – не из тех, кому их доверяют.
32
Искусство миннезингеров появилось в Германии после Первого крестового похода, когда вместе с войсками проходивших через территорию страны франков на германских землях появились французские трубадуры. Их песни и баллады, игра на лютне так понравились местным жителям (и народу, и знати), что вскоре здесь объявились свои музыканты-сказители.
Нет, появись в Штирии загадочный пленник, о нем знали бы и говорили бы. Это стало ясно Луи уже на второй день путешествия по скромному герцогству.
Другое дело Австрия, вотчина и цитадель главного недруга Ричарда Львиное Сердце – герцога Леопольда Австрийского. Луи с Блонделем вначале бродили по ней вдвоем и удачно выдавали себя за трубадуров, тем более что Блондель даже знал немного по-немецки. Потом было решено, что Луи отправится в Штирию, а после вернется к границе двух герцогств, и в небольшой деревушке, расположенной на склоне горы с заносчивым названием Штольцберг 33 , будет ждать появления своего товарища.
33
Штольцберг – в переводе с немецкого «гордая гора».
И вот Луи торчал на постоялом дворе уже третьи сутки, а Блондель пока не появлялся.
В это утро графа разбудил крик петуха. Петухов здесь жило несколько, и они орали, как им положено, с рассвета чуть ли не до полудня. Но к таким воплям Луи привык – в замке Шато-Крайон петухи были, пожалуй, даже поголосистее. Однако в этот раз настырная птица взлетела на крышу приземистого деревянного дома, который при большом воображении можно было назвать двухэтажным (его первый этаж попросту врос в землю, а окна второго прятались под свисающей с кровли соломой), с крыши перелетела на распахнутый ставень окна (окна как раз той комнаты, в которой ночевал Луи!) и заорала таким дурным надсадным голосом, что молодой человек буквально вылетел из постели.
Прерванный сон как будто еще продолжался – рыцарь протянул руку к мечу и уже схватился за рукоять, готовый вырвать оружие из ножен, но сообразил, что биться не с кем: он находился в небольшой комнатушке под низкими стропилами, крытыми жердями, и сквозь щели между этих жердей повсюду торчала все та же солома. Кроме убогой, но опрятной кровати, тут имелся сундук, внушительных размеров, но со сломанным замком, и табурет, такой прочный и надежный, словно он достался хозяину постоялого двора еще от давних-давних предков. Обычно в этой комнате на этой кровати спали двое-трое постояльцев, а четвертый, видимо, довольствовался сундуком, но сейчас путников было мало, и молодому рыцарю повезло. Зато не повезло хозяйке – еще накануне она сама ночевала в этой комнате, отдыхая от пропахшего чадом и потом нижнего помещения. Возле кровати стояла плошка с водой и торчала лучина на подставке, а на окне, позабытый в спешке, лежал клубок толстых синих ниток с воткнутыми в него спицами.
На массивном табурете были сложены куртка, плащ и шляпа «трубадура», рядом валялась сумка и стояла аккуратно прислоненная к ней лютня. Что до меча, то у Луи были сперва большие сомнения, брать его или нет: все же бродячему музыканту меч вроде не полагался. Но Блондель убедил товарища: времена теперь неспокойные, и многие странствующие трубадуры, менестрели, миннезингеры, где бы и как бы они ни назывались, носят при себе не только лютню, но и оружие. Правда, меча с рыцарским девизом «Сражаюсь во славу Креста!» граф, само собой, в дорогу не взял. Меч при нем был простой, короткий, с широким плоским клинком – такие носили и люди из простонародья – ремесленники, которым случалось везти свой товар из города в город на ярмарку, воины из рыцарских дружин, разбойники на лесных дорогах… У этого меча имелась лишь одна особенность, которую невнимательный взор нипочем бы не выделил: рукоять была обшита мягкой замшей, по краям украшенной шелком, а посреди очень мелкими буквами была вышита надпись: «Да хранит Бог того, кто рискует во имя справедливости!»