Крест на моей ладони
Шрифт:
— Дейлирин, может быть, перестанешь мямлить, и расскажешь, что у тебя действительно случилось? — спросила я по-русски.
— Ничего, — ответил он. — Правда ничего. Но скоро случится. Через два года.
— Не поняла.
— Закончится срок отлучения, — пояснил Миденвен. — Мы станем неподвластны Альянсу и Лиге, вернёмся к нашим Сотворителям.
Он вскочил со стула, но метаться по тесной комнате не получилось, Миденвен опять сел. Уши у него обвисли, кончики резко и неровно подрагивали, мочки съёжились.
— Раньше я считал дни до Прощения. Как и мы все. А теперь жду его приближения с ужасом. Как и очень многие из нас.
— Расставаться не обязательно, — сказала я. — Разрывать с тобой дружбу не станет никто до тех пор, пока ты не сделаешь это сам. Твои друзья любят тебя не меньше, чем ты их. Предрешатели вам не помешают.
— Нина, ну как же ты не понимаешь! — простонал Миденвен. — Я не смогу сохранить эти узы. Всё разрушится. А я стану предателем.
— Хелефайям что, запретят покидать долины?
— Нет. Запретят контакты с… людьми малоценными.
— И что с тобой будет, если ты нарушишь приказ? — спросила я.
— Ничего. — Миденвен встал, отвернулся. — Хорса, я не смогу его нарушить. Не получится. Мне не хватит сил сказать «нет».
— Ты пока и не пробовал, чтобы делать такие выводы.
Миденвен резко обернулся, посмотрел на меня.
— Легко тебе говорить, начертательница.
Он вздохнул, уши было приподнялись и опять обвисли. Он шагнул к окну, прижался лбом к стеклу.
— Нина, внедолинные узы появились не только у меня и моего отца. Прочные связи с… инородцами есть у многих Перворождённых. Сотворители, наказывая нас, отмерили слишком долгий срок отлучения. Мы успели забыть собственную избранность и вошли равными в обычный мир. И стали намного богаче и счастливее, чем до отлучения, потому что обрели истинную благодать. Это дружеские и любовные узы. Нет и не может быть ничего драгоценнее их. Но скоро всё разрушится. Мы все станем предателями. Будет Перламутровый Зал, Хорса. И очень много ануны, гораздо больше, чем сейчас. Откроется Радужный Путь. В честь Прощения пройти по нему смогут очень многие, а не только владыки и лучшие мастера, как было раньше. Сияние Надмирья Пречистого заставит позабыть прошлое, выжжет из сердца и памяти все узы. Противостоять этой власти ни у кого из нас не хватит сил. На предательство мы обречены.
Я подошла, тронула его за плечо. Миденвен обернулся.
— Как ты думаешь, — спросила я, — Элунэль тоже поддастся дурманному волшебству Предрешателей?
— Нет, — твёрдо ответил Миденвен. — Никогда. Его защитит ненависть. Он слишком сильно ненавидит тех, кто погубил его побратимов, чтобы поддаться дурману Надмирья, как бы силён он ни был.
— А тебя защитит любовь, — сказала я. — Она гораздо сильнее ненависти. Ты ведь любишь своих друзей, они любят тебя. Даже самые крепкие чары бессильны против такой брони. Любовь — надёжнейший из оберегов.
Я сжала ему плечо, заглянула в глаза.
— Они будут там вместе с тобой, Дейлерин, в твоём сердце. И с твоим отцом. Все вместе вы сумеете справиться с любым мороком и дурманом.
Миденвен стремительным движением обнял меня, прижал к себе.
— Ты всё-таки простила
— Глупенький ты, — ответила я. — Только такой глупый наивный ушехлоп и мог поверить в нелепую байку о всемогуществе девяти мерзавцев.
Я мягко высвободилась из объятий, улыбнулась. Он смущённо улыбнулся в ответ, уши выпрямились.
— Нина, можно я расскажу в Виальниене то, что ты сказала? О том, что узы могут стать бронёй и источником силы?
— Нужно. И не только в Виальниене.
Миденвен повернулся к окну, посмотрел на уличную суету.
— Я пойду, — сказал он.
— Подожди немного, сейчас Егор придёт. Ты же всегда хотел с ним познакомиться.
Пришёл Егор действительно быстро, минуты через три. Миденвен посмотрел на него с удивлением, потом — с недоумением — на меня.
Егор очень красив — высокий блондин с огромными, почти как у хелефайи, зелёными глазами, безупречными чертами лица и с фигурой античного атлета. Бабы вешаются на него гроздьями, но дольше недели ни одна не выдерживала, — трудно наладить отношения с мужчиной, который живёт исключительно своей работой, и даже в постели, до и после любовных утех, говорит только о ней. Но мне нравится именно эта увлечённость. Просто смазливых мужиков полно, да людей среди них мало. Как, впрочем, и среди женщин.
Общую тему для разговора с лучшим фармацевтом Хелефайриана Егор нашёл быстро.
— Я бы очень хотел познакомить с вами отца, — сказал Миденвен, не сводя с Егора восхищённых глаз. — Он целитель. А сейчас изучает человеческую медицину. Но о таком наставнике даже не мечтал.
Егор смутился. Я прикусила губу, чтобы скрыть улыбку. Предсказать итог их знакомства было несложно.
Рано утром Егор уехал на консультацию в какую-то из больниц Праги. Роберт разминулся с ним всего на несколько минут.
Вид у брата неважный — бледный, осунувшийся, глаза заплаканы.
У меня заледенел желудок. Чтобы Роберт, с его непрошибаемым самообладанием, заплакал, должно случиться нечто настолько ужасное, что десятибалльный прорыв инферно мелким пустяком покажется.
Роберт безвольно рухнул на стул у окна.
— Локр, что случилось? — назвала я его истинным именем.
По щекам брата опять потекли слёзы.
— Вчера Сашка умер.
— Что? — не поверила я.
— Авария. Дождь, поздний вечер, мокрая дорога. Западная объездная, Сашка возвращался из военного санатория. Выжили все, кроме него. Одного выкинуло при ударе, двоих выпихнул Сашка. Он ведь всегда был спасателем. Сапёром. А его спасти не удалось. Даже могилы не будет, хоронить нечего… — Роберт замолчал, заставил себя успокоиться, вытер слёзы. — Сашка владел «вольной смертью». Гореть заживо ему не пришлось.
Мне стало очень холодно. Так холодно, что я бы с радостью полезла в горящую машину вместо Сашки. И он был бы жив, и я бы согрелась. Пол шатался. Я села на кровать.
— Ильдан, — услышала я собственный голос. — В одиночку ему не справиться. А Беркутова — не поддержка, она знала Сашку, ей самой нужен кто-то, кто поможет одолеть боль.
В руке откуда-то взялся мобильник, мои пальцы набирали эсмеску. Джакомо сумеет убедить Ильдана в непреложности одной скверной истины: даже если бы он был в этой поездке вместе с сыном, спасти его всё равно бы не сумел. Даже чаротворцам подвластно не всё. Надо только произнести это нужными словами.