Крест на моей ладони
Шрифт:
Я пошла в глубь парка. Вампиров здесь немало, я быстро найду какого-нибудь ворожея, в крайнем случае — ведуна, и предложу кровь в обмен на услугу. Алый закон такие сделки допускает, а приближающаяся Жажда не оставит места для капризов или пустого упрямства.
— Подождите, — догнал меня Карой. — То, что вы рассказали про омороченную девушку — правда?
— Да. Если хочешь, могу ещё раз поклясться пред изначалием.
— Нет, — испуганно помотал он головой, — не надо… И… Сударыня, но как же вы сможете оплатить помощь наёмника, если уже два раза давали кровь?
— Ерунда, переживу.
Мальчишка ответил недоверчивым взглядом.
— Всё хорошо, — сказала я. — Возвращайся домой.
— Но… — Вампир запнулся, помолчал мгновение и решительно сказал: — Вы теперь должны будете отвечать перед Алым законом! Отвечать за мою неуклюжесть… Ведь вы не толкали меня под руку, кровозаборник я уронил сам. И… И на кровь наступил сам.
— Я Источник, Карой. Это моя кровь, и только мне решать, что и как с ней делать. Алый закон меня не накажет. И тебя не накажет.
— Всё равно, госпожа, наши судьбы теперь связаны.
— Я гойдо, Карой. Знаешь, что это такое?
— Люди без судьбы, — голос у вампира дрогнул. — Те, кто идёт сквозь вечную пустоту.
— Вот поэтому никакой связи между нами нет. Ты свободен от каких бы то ни было уз.
Мальчишка посмотрел недоверчиво и спросил:
— А как это — быть гойдо? Вам не страшно знать, что впереди ничего нет?
— Мне нравится, — улыбнулась я. — Ничего нет — это значит, можно идти куда угодно, заполнять свободное пространство только тем, что нравится именно тебе, а не всяким дурацким предначертаниям. У меня нет предрешённых удач, но зато нет и ни одной предрешённой беды. Я всё делаю сама. Что-то получается, и это становится удачей, что-то нет, и в этой беде виновата лишь я одна. Мне некого упрекать в своих горестях, но зато и всеми своими удачами и радостями я могу гордиться как собственным достижением, а не как подарком, который мне сделали, будто никчёмной глупой кукле. Именно потому, что у меня нет никакой судьбы, у меня есть гораздо большая драгоценность — я сама.
Карой сосредоточено разглядывал асфальт. Немного помолчал и спросил:
— А вампир может быть гойдо?
— Конечно. Гойдо может стать любой, кто захочет.
— И тогда злая судьба потеряет над ним власть?
— Любая судьба теряет власть над гойдо — и хорошая, плохая. Путь и удачу гойдо определяет только его собственная воля и его собственный выбор.
Вампир едва заметно кивнул. Посмотрел на меня.
— И всё равно, — упрямо сказал он. — Долг крови и благодарности семья Келети вам выплатит. — Карой достал мобильник. — Я всё расскажу сестре. Она лагвяна и дарулка. Зовут Рижина. Она поможет вам.
Карой отошёл в сторону, позвонил. Рижина Келети приехала через двадцать минут. Чернокудрая, синеглазая — сразу видно семейное сходство.
— Заключим договор на «алом слове», — сказала я.
— Вы думаете, — возмутилась вампирка, — я буду рисковать судьбой и свободой брата?
— Я думаю, сударыня Рижина, что для хорошей работы вам необходима твёрдая уверенность в том, что я не стану рисковать ни судьбой, ни свободой вашего брата.
Вампирка посмотрела
— Езжай домой, — велела Рижина брату. Он дёрнулся было спорить, но Рижина ответила твёрдым и строгим взглядом. Мальчишка что-то обиженно буркнул под нос и пошёл к своему мотоциклу, а я села в Рижинину машину.
— Если можно, — сказала я, — то поедем по кроми. У нас очень мало времени, а там нет ограничения скорости.
— Откуда вы знаете о кроми?
— Уважаемая, вы ведь умеете переключать режимы восприятия. Ну так посмотрите на меня магическим и срединным зрением.
Почему-то в Альянсе все те, кто умеет пользоваться дополнительными режимами восприятия, делают это крайне редко.
Взгляд у Рижины затуманился. Вампирка испуганно дрогнула — для альянсовкого обывателя, пусть даже и вампира, выгляжу я страшновато. С головы до пяток в ауральных шрамах и боевых татуировках, приписной знак перечёркнут желтой линией — метка лишения троедворского гражданства, и красной — лента смертного приговора. Ментальная броня делает похожей на персонажа кибер-ужастика. Ко всем этим «прелестям» добавляется весьма экзотичное для Альянса сочетание начертательница-самоназванка и наказательские символы.
Вампирка торопливо сделала мне защитную оболочку для поездки в кроми и включила зажигание.
Рижина заканчивала снимать с Тлейги оморочку.
Джакомо полулежал у кресле, у него сильно кружилась и болела голова. Явная передозировка волшебства, но Миденвен дал ему обычную порцию. Очень странно. Ну да об этом позже — очнулась Тлейга.
Безразлично глянула на Джакомо и Миденвена, с лёгким удивлением — на вампирку, и сказала:
— Хорса, меня ты спасала не из дружеской симпатии и не развлечения ради. Что ты хочешь?
— Доверенность на представительство твоих интересов в суде, — ответила я.
— Что? — ошеломлённо переспросила Тлейга. Джакомо, Миденвен и Рижина уставились на меня с не меньшим удивлением.
— Так вот почему вы потребовали, — сказала Рижина, — чтобы я именно сняла оморочку, а не уничтожила, хотя это было бы гораздо быстрее и легче. Вам нужен вещдок.
— Да. Кстати, осмотрите, пожалуйста, ли-Вириара. Пусть его оморочка и реализовалась, следы должны остаться.
Вампирка кивнула. Тлейга смотрела на меня в полнейшей растерянности. Джакомо и Миденвен переглянусь, от недоумения верхушки ушей у хелефайи согнулись крючочками.
— Но как тебе вообще такое в голову пришло? — не понимала Тлейга.
— Обыкновенно. Есть вещи, которые прощать нельзя никогда. Если тебя ударят, на это обязательно нужно ответить двойным ударом, да так, чтобы больше никому и в голову не приходило тебя бить. Даже высшие ранговики должны уяснить элементарную истину — причинять людям боль не позволено никому.
Альянсовцы посмотрели на меня как на умалишённую, но спорить не стали.
Рижина сняла с Миденвена следы оморочки, положила в прозрачную пластиковую баночку из-под конфет. Отдала мне.