Крест поэта
Шрифт:
Чтобы предотвратить катастрофу, нужно остановить ее кровавых архитекторов. Одним из них является преуспевающий в море человеческих страданий член Политбюро А. Н. Яковлев. Головокружительная карьера этого человека, за кратчайшее время из кресла директора института взлетевшего на пост второго лица государства, тесно связана с этапами развала нашей духовной и материальной жизни. Лжеученый, в годы застоя написавший кучу книг о расцвете социализма и кризисе капитализма, сегодня с завидной легкостью, подобно многим из его компании, перевернулся на сто восемьдесят градусов. Уловив то, что нужно “за бугром”, он поливает грязью нашу историю, оплевывает наши морально-политические принципы, травит как “догматиков” и “сталинистов” тех, кто
Это он разрабатывал “идеологию”, допускающую любую антисоветскую пропаганду и клевету на социализм.
При всей своей страсти с обличениями “бюрократов” и “аппаратчиков” он сам является сегодня старейшиной аппаратчиков и бюрократов в худшем смысле этого слова. Сегодня он также усердно обслуживает “новое мышление” Горбачева, как вчера обслуживал “старое мышление” Брежнева и Суслова.
Отсюда и поддержка им таких же беспринципных конъюнктурщиков, как Коротич, Попов, Шмелев и К°.
Это после его зарубежных поездок во многих странах тотчас же осуществляется “демократизация”, замешанная на крови и страданиях народов.
Яковлев — это старая застойная грязь, превратившаяся в псевдояркую перестроечную пену. Терпя в своем руководстве подобных перерожденцев, партия подписывает себе смертный приговор. Терпя у штурвала страны Яковлева, мы подписываем смертный приговор себе, своим детям и внукам. Но мы уже достаточно натерпелись от Яковлевых и им подобных. Терпению приходит конец.
МЫ ТРЕБУЕМ УСТРАНЕНИЯ ЯКОВЛЕВА ОТ ВСЕХ ЕГО ДОЛЖНОСТЕЙ И СОЗДАНИЯ НЕЗАВИСИМОЙ ОБЩЕСТВЕННОЙ КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЕГО ДЕЯТЕЛЬНОСТИ!
Почему каждый русский поэт должен, наречено ему, преодолевать неприязнь, давления, оскорбления, а часто — ложь, клевету, почему? Почему Татьяна Глушкова, несомненно талантливый поэт и публицист, должна защищаться? От кого? На родной-то земле!
Помню, Адольф Урбан, ныне покойный, выступил в “Литературной газете” со статьей, предвзято и нечестно уличая меня в обожании культа Сталина. Решил — и уличил. Ему понадобилось решить... И я вынужден был 11 декабря 1988 года отправиться в редакцию с таким опровергающим ответом, по-детски полагая, мол, тут же опубликуют:
“Уважаемая редакция!
В статье “Чтоб просияла правда” Адольф Урбан, коснувшись моей поэмы “Игорь Курчатов”, подтасовал факты: слова Сталина приписал мне, автору, о Игоре Васильевиче Курчатове, мученике-патриоте, отозвался бездоказательно и высокомерно. Обвиняя меня в ностальгических бессонницах по “корифею всех наук”, тем и оскорбляя меня, Адольф Урбан скрыл от читателей мое отношение к Сталину:
...Батя не по-барски
Жимист, и в хозяйстве у скупца
Тюрьмы, от Бутырок до Аляски.
У меня нет ни одной холопской строки
Адольф Урбан совершил очень грубую ошибку, не зная ни биографии моей, ни пережитого мною. С прицельной настырностью Адольф Урбан попутно приписывает и учителей “непокорному” поэту Станиславу Куняеву: Коржавина, Бродского и пр., и пр.
Перед Станиславом Куняевым — великая русская поэзия, у него нет нужды питать свою душу вылинявшим и облезлым на чужих ветрах словом. Наклеивание ярлыков — метод испытанный, но, как показывает время, ненадежный!.. Потому вчерашние сталинские, хрущевские, брежневские одописцы вырывают рули и микрофоны у истинных тружеников перестройки и присяжнее всех, одутловатые, но еще подвижные, орудуют на трибунах...”
Похоже — и ярлыки Адольфа Урбана, и претензии к “подражателю”, и тон, менторский, надоевший нам, не терпящий возражений, “прорабский” тон критиков. Но русское не заглушить и не опорочить. Недаром Татьяна Глушкова сказала об Александре Блоке, любимом поэте, как выстрадала, как подтвердила давнюю любовь, давнее соприкосновение с прошлым: “Его чуткость к родной стране была огромна, как бывает это только у великих лирических поэтов — особенно с обостренной, неусыпной совестью”.
Традиция — великий путь. Путь — в слове. Путь — в преобразованиях. Традиция — завтрашнее открытие. И даже печаль — традиция, путь к далекому, путь упования и восхождений:
А вот ухе превозмогла
осенний перевоз.
Дождит. Полуночная мгла
полна, как вечность, слез.
Можно затевать полемики, ссоры. Можно не здороваться с неприятными, противными тебе недругами, но когда ты — ты, когда слово твое — не побирушка, не барыня, а труженица, а достоверная и доподлинная твоя душа.
Хочется процитировать несколько строк Татьяны Глушковой о любви:
Была ко мне жестокой
последняя любовь.
За око — только
око брала и кровь — за кровь.
Скупой, немилосердной
она ко мне была
и на неделе вербной
снежинками цвела.
И поле корчевала,
в котором я расту,
и вьюгой заметала .
зеленую версту.
Незащищенность, искренность красивого, большого чувства, большого и надежного горя вместе с нашей традицией человечности и доброты присутствуют в ее стихах.
Великий Есенин писал еще давно-давно:
“Что такое Америка? Вслед за открытием этой страны туда тянулся весь неудачливый мир Европы, искатели золота и приключений, авантюристы самых низших марок, которые, пользуясь человеческой игрой и государства, шли на службу к разным правительствам и теснили коренной красный народ Америки всеми средствами.
Красный народ стал сопротивляться, начались жестокие войны, и в результате от многомиллионного народа краснокожих осталась горсточка (около 500 000), которую содержат сейчас, тщательно огородив стеной от культурного мира, кинематографические предприниматели. Дикий народ пропал от виски. Политика хищников разложила его окончательно. Гайавату заразили сифилисом, опоили и загнали догнивать частью на болота Флориды, частью в снега Канады”.