Крест в свечке

Терехин Валерий

Мимо прогудел грузовик с высокими бортами цвета хаки и раскрашенной в камуфляж кабиной.

– Видишь, маневрируют… НАТО проснулось, учения проводят. Самолёты гудят, то наши, то ихние. Военные наши заказы под шумок окучивают. На судоверфи корвет заложили, скоро со стапелей сойдёт. То ли для Индии, то ли для Пакистана… И воруют, как в России, не стесняются. Гнали металлом через таможню, а там наложили арест, и выяснилось: списанные запчасти с кораблей Балтфлота, годные к эксплуатации…

Водитель-гид, приосанившись, беспечно теребил «баранку», продолжая бесплатную экскурсию.

– Почвы влажные, пшеницу не сеем, зато картошка знатная. Тысячи гектаров высаживаем, клубни

родятся с кулак!.. Здесь чем дальше от побережья, тем теплее. В иной год климат почти как в субтропиках. А урожай в Россию отправить не можем и сдаем по дешёвке в Польшу. Оттуда гонят в Голландию и в межсезонье сдают втридорога в Питере под видом египетской… Вкуснющий картофан! А я-то сам курский, сюда прислали по комсомольской разнарядке… А картошку жiнка жарит – со сметаной и зеленью. У меня так вкусно не получится…

Выехали на поля. На заросших осиротевших жнивах чернели закатанные в проволоку вилы со сгнившим сеном, забытые с прошлой осени. Показались постройки агрокомплекса. Обогнули центральную усадьбу: выложенную из красного кирпича двухэтажную коробку и выстроившуюся напротив шеренгу импортных комбайнов – дюжину сверкающих красным глянцем агрегатов.

«Ни души. – Забыв о проголодавшемся шофёре, Надежда Константиновна печально созерцала сельский пейзаж, тщетно пытаясь высмотреть хоть одного агрария среди бордовых зданий и машин, слившихся в единое пурпурное пятно в беспросветном марсианском одиночестве. – Никому ничего не нужно…»

Комментатор за баранкой не унимался и не давал себя забыть:

– Это Басильково, здесь давно не сеют. Комбайны импортные, «Клаас». Рожь-пшеницу не растят, скашивают сено машинным способом. Борщевик режут и по дурости валят вместе с сухостоем в снопы… Потом скармливают коровам, а народ жалуется, что молоко в пакетах кислое… Животноводство увяло, бурёнка на выпасе – в диковинку. Были ещё рыболовецкие хозяйства, рыбколхозы то бишь, да развалились… Завозим продукты из-за бугра. У нас даже квас из России. Купишь бутыль, а на этикетке какой-нибудь «Чудо-Калина» из Дмитрова, это у вас в Подмосковье. Или «Дар России» – тоже Новгород Великий.

Прошелестев зимней резиной, Opel лихо развернулся и покатил по узкому двухполосному шоссе к зеленевшему вдали хвойному лесу. Прямая, геометрически безупречная дорога без обочин прорезала насквозь тяжеловесный сосновый бор, то взвиваясь на пригорках, то опускаясь в низинах.

– Здесь янтарь добывают, восемьдесят процентов мировых запасов. Хотели сделать янтарный кластер. Но никто не рвётся покупать, экспорт нулевой… Повал собирают, мебель из него клепают. А поляки – ludzie [5] ловкие, скупают наши табуреты и к себе везут. Там расклеивают… Слышь, древесина им нравится, материал… Переколачивают заново, лакируют, делают тумбочки и буфеты, выдают за своё, гонят в Европу по дешёвке и срубают бабло…

5

Человек (польск.).

– За проезд на косу доплачивать?.. – перебив его, наконец нарушила молчание Надежда Константиновна.

– Ты тоже украинка?..

Она молча ждала ответ.

– Да хрен их разберет. На КПП [6] фигнёй страдают. Вчера было триста, а сегодня пятьсот заломят из-за карантина…

О пропускном режиме на Куршской косе была осведомлена, спрашивала просто так, чтобы не обидеть прилипчивого таксиста. «Вроде беседу поддержала. Этот не пристанет, всё-таки русский».

6

Контрольно-пропускной

пункт.

Ей, конечно, по зрелому размышлению, лучше было путешествовать в противоположном направлении, прямиком к западной границе, к Оладушкину. Но решила однажды раз и навсегда: ноги её не будет ни там, ни в военном городке, где случилось когда-то несчастье с единственным сыном.

Потихоньку подъезжали к КПП. Сунула таксисту пятисотрублёвую купюру, тот лихо выскочил, нырнул в караулку, потом неровным шагом вернулся назад.

– Сегодня пятьсот… Бонус за карантин… Следят строго, стойку держат. Народные колеи для проезда от шоссе к морю перекрыли шлагбаумами, объезжать никто не рискует. Штрафуют немилосердно!..

Надежда Константиновна безмолвствовала, не желая более поддерживать беседу. Помрачневший таксист разговаривал теперь сам с собой.

– Сюда после войны понавезли быдла со всего Советского Союза. Заселяли рабочих с невысокой квалификацией, балласт, не годный для работы за станком, или бездомных солдат-колхозников, вернувшихся в дотла сожженные деревни… Некоторые ещё живы, я с ними общался. Старожилы балакают, первые зимы были холодные. Переселенцы перекантовались кое-как. Переходили жить из одного брошенного домика в другой, от хутора к хутору. А там в каждой мызе на растопку использовали всё, что под руку попадётся. Паркет в первую очередь. У немцев, слышь, в любом амбаре второй этаж застелен паркетом… Всё это быдло дожгло и дорушило, и устроило здесь обычный советский бардак.

Тяжеловесный таксист нажал на газ и забасил:

– Здесь до сорок пятого года цивилизация была. Хуторская система ведения хозяйства. Все немецкие поселки компактные, по пятьдесят коттеджей, с городскими удобствами, централизованная водосливная канализация, маслобойни, колбасный и сыроварный заводы. А в больших – один, а бывало два публичных дома… В каждой лесной зоне по пятьдесят фольварков. За каждым хутором закрепляли участок леса, всей семьей убирали сухостой. В домах кафельные печи, хворосту на зиму хватало! Кого ни спроси в посёлках, водопровод ещё немецкий, по инерции работает, и никто не знает, куда трубы ведут…

Вдалеке сквозь частокол равноудаленных стволов просматривалось волнующееся море. Перехватив её пристальный взгляд, подкованный водитель бросил очередной геополитический коммент:

– Чистили лес от сосенки к сосенке, дойчи народ аккуратный. Видно всё на километр вперёд. В сорок четвертом, осенью, здесь постреляли уйму наших десантников. А когда Кёниг взяли, всех немцев выселили за двадцать четыре часа. И отсюда тоже… А чего, исторически верно. Когда-то при царе Горохе здесь обитали славяне-курши… Да, видать, не лучше нас жили. А коренные-то наши в третьем-четвёртом поколении нынче всё больше к ним, в Польшу, в «Лидл» и «Бедронку» [7] . А к вам в Москву – ни ногой… У нас уже больше половины населения в Большой России никогда не бывали. А Европу молодняк исколесил на велосипедах, автостопом… Маломобильников понакупали, не продохнёшь… Электросамокаты, гироскутеры, трёхколёсники, доставка пиццы, Delivery Club… Катит придурок на моноколесе, съедет с тротуара на проезжую часть, и только успевай тормозить… Раздавишь – и не заметишь, а потом в тюрьме париться…

7

Lidl, Biedronka – популярные среди жителей Калининградской области польские супермаркеты.