Крестная мать
Шрифт:
Заявление гражданки Морозовой легло на стол оперуполномоченного лейтенанта милиции Павла Сайкина к обеду, в понедельник. Сайкин был молод, в уголовном розыске работал недавно, а в отделении по розыску пропавших без вести и вообще месяца три. Отделение — для их РОВД, может, и громко сказано, потому что розыском пропавших занимались два сотрудника, он, Сайкин, да младший лейтенант Крюков. Тот в данный момент бюллетенил, вывихнул на физ-подготовке ногу, так что Паше приходилось отдуваться за двоих. А дел, как назло, прибавилось: ушла из дома и не вернулась школьница, куда-то подевался военнослужащий, офицер, отец большого
Сама заявительница, Морозова, не ушла домой, ждала, когда ее заявление пройдет канцелярию, а потом напросилась на разговор с оперуполномоченным. Паша видел, что заплаканная, с воспаленными глазами женщина разочарована. Наверное, она хотела, чтобы ее дело попало в крепкие, опытные руки какого-нибудь знаменитого сыщика, а увидела вчерашнего студента, он еще и ромбик университетский на пиджаке носил, не успел налюбоваться.
Сайкин предложил Татьяне сесть, напустил на худое мальчишеское лицо строгость и значительность, принялся заново изучать заявление, а Татьяна жалостливо смотрела на его худую шею, думала, что этот оперуполномоченный чуть старше ее Ванечки и проку от него, видно, не будет. Что он может, этот мальчик? У него и власти-то никакой нет. Алексей — дисциплинированный человек, и если уж он домой не вернулся, то стряслось что-то ужасное, и тут бы, в самом деле, поручить расследование какому-то зубру, а с паренька какой спрос?
Оперуполномоченный начал задавать много вопросов. Перед ним лежал целый набор формуляров-карточек. Татьяна машинально бубнила ответы — где и когда родился Алексей, какой он национальности, был ли судим, в чем был одет, какие имеет характерные приметы на теле и лице, есть ли у него татуировка, какие у него особенности речи, носит ли бороду и усы, чем болел…
— Да вот же его фотография! — не выдержала, взмолилась Татьяна, одуревшая от многочисленных вопросов оперуполномоченного, но Сайкин, понимая ее состояние, спокойно объяснил, что все данные необходимы для учета и возможного опознания трупа — труп может быть сильно изуродованным, допустим, с разбитым до неузнаваемости лицом. Как тогда быть?
Татьяне стало дурно от профессиональных признаний. Ее повело в сторону, она едва не свалилась со стула. Сайкин поспешно налил воды, открыл пошире форточку, а потом снова стал спрашивать:
— Какой модели была машина? Где она стояла? Шла ли речь о продаже? Нет ли среди ваших знакомых людей с уголовным прошлым?
Чем больше оперуполномоченный спрашивал, тем холоднее становилось у Татьяны в груди. Сайкин говорил об Алексее и об их «Жигулях» в прошедшем времени, глаголы употреблял соответствующие, как бы настраивая ее на нечто неизбежное, чего нельзя уже будет поправить. Наверное, этот большеглазый русоголовый паренек в кургузом пиджачке был уверен, что Алексея уже нет в живых, что в лучшем случае они, милиция, найдут труп, и гражданка Морозова — взрослый же человек! — должна понимать: такими вещами не шутят. Но Татьяна не хотела ничего понимать, она даже мысли не допускала, что Алексей мертв.
Они проговорили долго, пока Сайкин не заполнил все нужные формуляры. Сказал на прощание:
— Если вам что-нибудь станет известно — тут же звоните. — И дал Татьяне номер своего телефона.
Она в полуобморочном состоянии вышла из милиции, села на скамейку у здания РОВД, сквозь горькие слезы невидяще смотрела на шумную жизнь магистральной
Наплакавшись и немного отдохнув, она поехала на троллейбусе домой; позвонила на работу, сообщила, что случилось и что не сможет прийти — не было никаких сил. Ее успокоили на том конце провода, сказали, мол, все понимаем, Татьяна Николаевна, отдохните день-другой, придите в себя.
Татьяна долго бродила по квартире, все валилось из рук, ничем себя не сумела занять, отвлечься; легла на диван, долго и безутешно плакала, а потом, измученная бессонной ночью, опустошенная горем, провалилась в тяжкий и тревожный сон.
…Все следующие дни она начинала со звонков в милицию. Паша вежливо отвечал, что работа по поиску ее мужа и машины идет, но прошло еще слишком мало времени, чтобы сказать что-либо определенное. Звоните!
Так прошли две недели, началась третья, и Татьяна не выдержала, отправилась в управление внутренних дел, где написала резкое заявление на имя генерала, начальника управления, в котором слезно просила передать дело о розыске мужа более опытному человеку.
Два дня спустя к посту ГАИ, расположенному на Задонском шоссе, подъехала новенькая белая «Лада», из которой вышла перепуганная парочка — мужчина лет тридцати и пухленькая молодая особа в массивных очках. Особа куталась в светлый пуховик, помалкивала, а мужчина, потирая от волнения руки, рассказал дежурившим на посту милиционерам, что они катались по лесу и случайно, на поляне, наткнулись на… о, ужас! — на отрубленную человеческую голову.
— Далеко отсюда? — сразу же спросил старший наряда, рослый старшина, а его напарник, сержант, тут же схватился за телефон.
— Н-нет, — слегка даже заикаясь, пояснил мужчина. — Километров пять, может, чуть меньше. Метров шестьсот-семьсот от асфальта, вправо. Мы вышли, гуляем, день сегодня хороший… Ну и я отошел к кустам, хотел прут вырезать, вдруг вижу… — Он передернул плечами, стараясь взять себя в руки.
— Больше там ничего нет? — спрашивал старшина.
Мужчина глянул на свою спутницу, спрашивая ее взглядом — может, он что-то упустил в своем рассказе? Но та отрицательно покачала головой, милиционеры ни одного слова от нее так и не услышали.
— Вы супруги?
— Ну… мы просто катались, товарищ старшина. Какое это имеет значение?
— Конечно, это я просто… поинтересовался, — успокоил его старшина. — Важен сам факт, вы увидели и сообщили… Идите в будку, напишите все, как было. А потом, когда приедет оперативно-следственная группа, покажете место. Они скоро приедут, долго ждать не придется. На убийства быстро приезжают.
— Хорошо, я понял, — говорил мужчина, направляясь к будке ГАИ, а его спутница осталась в машине, закурила…
Глава седьмая
Голова лежала под кустом — присыпанная снегом, в прошлогодних сухих листьях, почти незаметная со стороны. Вполне возможно, что на этой поляне побывали за минувшие две с небольшим недели со дня исчезновения Алексея Морозова и другие машины: поляна была довольно обжитой — повсюду валялись бутылки, банки от пива, рваные газеты, картонные коробки, старые покрышки. Сюда, ясно, заворачивали по всякой шоферской нужде, вполне может быть, что голову видел кто-то еще, но о страшной находке сообщила милиции только эта парочка.