Крестник пантелея
Шрифт:
Страшны диагноз и прогноз,
Здесь нет ответа на вопрос…
Простите, вот его палата».
1V
Пока Громкова снаряжали
К приёму гостя после сна,
Пока лекарством наполняли
Больное тело, и до дна
Его терпенье истощали,
Писатель Эн вперёд-назад
Ходил, взволнованно, за дверью,
Пытаясь мысленно связать
Всё, что хотел себе сказать,
Склоняясь к вере и к неверью.
Уж что ему загадкой
И что догадкой осенило –
Мы выясним.
О том пока
Пуст умолчит моя строка.
В палате блеск и белизна.
Ковры, светильники, пейзажи;
Под пальмой – кресло у окна,
На нём забыт клубочек пряжи –
Сиделок вечный атрибут.
Во всём – изысканный уют.
В углу не койка, а кровать,
Одна (режим не уплотнённый),
В стене – экран и кнопок рать,
И ниша с трубкой телефонной.
За век, заботою продлённый,
Тут не захочешь умирать.
Но мы забыли об Иване.
На ворохе пуховиков
Он возлежал.
Так на кургане
При смотре доблестных полков
Лежит стратег.
В его очах,
Жестокой раной утомлённых,
Укрыты боль и смерти страх,
А на бледнеющих устах –
Печать страстей неутолённых.
V
Но вот и встречи миг настал.
Иван, приветствуя, привстал
Пред Эн.
Высокий и худой,
Обросший бурой бородой.
Лицо иссохшее печально –
Во всём болезни лютой след,
Почти не отыскать примет,
Каким всё было изначально.
Писатель, лучшим не найдя,
Обнял Ивана аккуратно,
Поднял, как малое дитя,
И уложил в постель обратно,
Сказав при этом:
«Лишних сил
Из-за меня не нужно тратить…»
«Ну, вот и вы.
Как я просил, -
Иван промолвил. – очень кстати.
А завтра бы…
Ах, я забыл:
Пакет для вас, в моей палате.
Шестая койка от окна.
Сестричку кликнуть бы.
Она
Распорядится к нам доставить -
(От двери голос: «Мы сейчас!»)
– Там завещанье.
Кроме вас
Его мне некому оставить.
Хоть это важный документ,
На нём, увы печатей нет:
В нотариальную контору
Мне не дойти уже, хоть плачь.
Заверить мог бы главный врач,
Да на него молиться впору.
Здесь все, работая с больными,
Живут заботами иными.
И с вами связанный вопрос
Никто не принимал всерьёз.
Но, только утром телеграмма, -
Хлопот, волнений через край!
Учли всё, кажется, до грамма.
Меня вселили в этот рай,
Лекарство
Ну вот, уже несут пакет.
Конечно, вам пока не ясны
Мои дела и мыслей ход,
Но я-то знаю наперед -
Со мной вы будете согласны
Во всём.
Короче говоря,
На вас надеюсь я не зря.
Души гуманные стремленья
Пустых не оставляют мест
В самой душе.
И ваш приезд –
Тому прямое подтвержденье.
Признаться, не сдержал я слёз,
Узнав об этом.
Но вопрос
У вас ко мне, должно быть, зреет?
Прошу простить за болтовню.
Уже и сам себя виню:
Разговорился…
Сердце млеет,
Что не успею всё сказать.
Итак, с чего бы нам начать?»
«Да мне ли слушать извиненья! –
Воскликнул Эн – на сколько дней
С приездом вышло промедленье
По нерадивости моей!
Я усугубил вам страданье,
И, без надежд на оправданье,
Причину кратко изложу.
Я стар, давно уж не служу
Нигде.
И только сочиняю
Свои записки.
Иногда,
Коль есть издательствам нужда,
Как рецензент, им помогаю.
Не столь давно прислали мне
Ещё не изданную книгу.
Её читал я, как во сне.
И в чтении неделя мигом
Неуловимым пронеслась:
Такого класса сочиненья
С великим ждал я нетерпеньем.
И вот мечта моя сбылась».
«Но что за книга,
если вам,
Создателю бесценных драм,
Тех, что планета вся прочла,
Так глубоко она вошла
В сознание?» -спросил Иван.
«Посвящена она шахтерам.
Как суд народный тот роман,
Со следствием и приговором.
Его талантливо и смело
Писала честная рука.
Узнаешь в нём наверняка –
Что в мире зелено, что зрело,
И как, и чем народ живёт,
Куда и кто его ведёт,
И кто над кем, с которых пор
Исполнить призван приговор.
А смеришь меркою иною –
В нём слог прельщает чистотою.
Нова трактовка, свежий стиль;
Путей избитых грязь и пыль
К нему и каплей не пристали.
Он ясен, как ребёнка взор,
И тут же сложен, как узор
На очень дорогом хрустале.
Роману высшую оценку
Я дал. И рукопись вернул
В издательство.
Да только стенку
Он лишь одну перешагнул
Пока.
А сколько встретит их,
Деля судьбу хороших книг!»
Иван, взволнованный привстал:
«Но кто же рукопись создал?»