Крестный отец (перевод М.Кан)
Шрифт:
Она была его любимица, ей спускались подобные дерзости.
Он ответил:
― Моя жена ни разу не давала мне повода ее ударить.
И мать закивала головой, заулыбалась.
Конни рассказала им, как муж отнял у нее деньги, подаренные на свадьбу, и не сказал, куда их дел. Ее отец пожал плечами:
― И я бы сделал то же самое, если бы моя жена так много себе позволяла.
С тем Конни и вернулась домой ― озадаченная, притихшая. Отец всегда души в ней не чаял, она не могла объяснить, откуда взялась эта холодность.
Однако дон вовсе не был столь бесчувствен,
― Он отец твоего ребенка. Какая участь ждет дитя в этом мире, если у него нет отца? ― сказал он Конни.
У Карло Рицци, когда он узнал все это, улеглись последние тревоги. Ему ничто не угрожало. Он даже завел себе привычку похваляться перед «писцами» своего заведения, Салли Рэгсом и Тренером, как лупцует свою жену, когда она начинает перед ним заноситься, и ловил на себе их уважительные взгляды ― как-никак человек отваживался поднять руку на дочь самого дона Корлеоне.
Но у Карло Рицци поубавилось бы прыти, когда б он знал, что Санни Корлеоне, услышав про побои, пришел в звериную ярость, и только строжайший, властный запрет, самолично наложенный доном, удержал его от расправы, ― запрет, которого не смел ослушаться даже Санни. Потому Санни и стал избегать встреч с Рицци: он себе не доверял, боялся, что не совладает с собой.
И Карло Рицци, вполне уверенный, что ему ничего не грозит в это чудное воскресное утро, мчал по Девяносто шестой улице на Ист-Сайд. Он не видел, как с другой стороны к его дому подъехала машина Санни Корлеоне.
Покинув свое укрытие в семейном поместье, Санни провел ночь в городе, у Люси Манчини. Сейчас, по дороге домой, его сопровождали четыре телохранителя: два ехали впереди, два ― сзади. Держать охрану еще и при себе в машине он не видел надобности: с одиночным покушением впрямую он мог справиться сам. Телохранители ездили отдельно и снимали квартиры справа и слева от той, в которой жила Люси. Бывать у нее ― правда, не слишком часто ― не представляло опасности. Сейчас ему пришло на ум, что, раз уж он в городе, есть смысл заехать за сестрой и взять ее с собой в Лонг-Бич. Карло шурует в этот час у себя на Ист-Сайде, а на автомобиль для жены эта шкура жалеет денег. Так хоть он подвезет сестренку.
Он подождал, пока те двое, что ехали впереди, войдут в дом первыми, и тогда уже вошел вслед за ними. Заметил, как другие двое остановились позади его машины и вылезли наружу, держа в поле зрения улицу.
Санни никогда не пользовался лифтом. Лифт ― это ловушка, гибель. Перешагивая через две ступеньки, он единым духом одолел восемь маршей до квартиры Конни. Постучался в дверь. Он видел, как отъезжает Карло, значит, она одна дома. Никто не отозвался. Он снова постучал и услышал голос сестры, робкий, боязливый:
― Кто там?
Этот испуганный голос ошарашил его. Сестренка у него была с малых лет бедовая, боевая, умела постоять за себя не хуже любого в их семье. Что с ней стряслось? Он сказал:
― Это я, Санни.
Брякнула щеколда; дверь открылась, и Конни, рыдая, бросилась к нему на шею. Он до того оторопел, что в первые секунды стоял как истукан. Потом отстранил ее, увидел распухшее лицо и понял, что случилось.
Он рванулся прочь ― вниз, вдогонку за ее мужем. От жгучего бешенства у него тоже исказилось лицо. Конни увидела, что он не помнит себя, и уцепилась за него, не отпуская, насильно увлекая его в квартиру. Теперь она рыдала от ужаса. Она знала норов старшего брата и страшилась его. Потому-то никогда и не жаловалась ему на Карло. Ей все-таки удалось сейчас втащить его за собой в квартиру.
― Я сама виновата, ― приговаривала она. ― Первая затеяла с ним ссору, сунулась к нему сгоряча, ну, он и дал мне сдачи. Он не хотел так сильно, правда. Я сама напросилась.
Ничто не дрогнуло в тяжелом лице, хранящем сходство с чертами Купидона.
― Ты что, к отцу собиралась сегодня?
Она не отвечала, и он прибавил:
― Я так и думал, для того и заехал за тобой. Раз уж я все равно в городе.
Она качнула головой:
― Не хочу я туда показываться в таком виде. Лучше приеду на следующей неделе.
― Ладно, ― сказал Санни. ― Ну, тихо. ― Он подошел к телефону на кухне, набрал номер. ― Я вызываю врача, пусть посмотрит тебя, приведет в порядок. В твоем положении надо поаккуратней. Тебе сколько осталось-то?
― Два месяца, ― сказала она. ― Санни, умоляю тебя, не делай ничего. Умоляю.
Санни коротко рассмеялся. Лицо его приняло выражение сосредоточенной жестокости.
― Не беспокойся, ― сказал он. ― Постараемся, чтобы твой ребенок не родился на свет сиротой.
Он легонько поцеловал ее в неповрежденную щеку и вышел.
На Сто двенадцатой улице Ист-Сайда, перед кондитерской, под вывеской которой обосновался со своим тотализатором Карло Рицци, длинной чередой выстроились в два ряда машины. На тротуаре у входа отцы играли в салочки с детишками, которых взяли покататься воскресным утром на машине и заодно составить компанию папе, пока он будет обдумывать, на какую команду ему ухнуть свои денежки. Увидев, что показался Карло Рицци, его клиенты стали покупать детишкам мороженое, чтобы занять их, а сами принялись изучать газеты с именами первых подающих, стараясь угадать, кто из бейсболистов сегодня принесет им выигрыш.