Крестный отец
Шрифт:
— Еще раз посмеешь тронуть мою сестру, скотина, — убью, как последнюю собаку.
От угрозы Санни, как ни странно, всем полегчало. Раз грозится, значит, сейчас убивать до смерти не будет. Да и вообще, угроза вырвалась у Санни от бессилия, как раз потому, что он не имел возможности покончить с негодяем.
Карло не смотрел на Санни. Он по-прежнему стоял, вцепившись в железные прутья перил, пока не услышал рев отъезжающей машины, а затем голос Коуча, необычно участливый и мягкий:
— Ну, ладно, Карло, пойдем, Чего здесь торчать на виду?
Только теперь Карло решился поднять глаза от каменных ступенек крыльца, оторвать руки от перил и выпрямиться.
Он увидел детей, смотревших на него
Карло позволил Коучу отвести себя в заднюю комнату в кондитерской и приложить лед к разбитому, хотя и не кровоточащему лицу. Лицо постепенно распухало от синяков и ссадин. Страх медленно отпускал Карло, зато от сознания унижения, которому его подвергли, его замутило, а затем стошнило над раковиной. Коуч придерживал ему голову, будто пьяному, потом помог подняться по лестнице наверх, в квартиру кондитера, и уложил в постель одной из спален. Карло Рицци даже не обратил внимание на то, что Сэл Рэгс словно испарился.
А Сэл Рэгс в это время отправился на Третью авеню к Рокко Лампеоне, чтобы поставить того в известность о случившемся. Рокко принял новость сдержанно и, в свою очередь, позвонил Питеру Клеменце. Клеменца застонал:
— Господь милосердный! Пропади он пропадом, этот Санни, псих ненормальный, — но прежде чем произнести вторую часть фразы, предусмотрительно нажал пальцем на рычаг, так что Рокко не услышал его проклятий.
Теперь настал черед Клеменцы передавать информацию в Лонг-Бич. Том Хейген, помолчав, сказал устало:
— Пошли пару машин с ребятами на случай, если Санни нарвется на какое-нибудь дорожное происшествие, пробку или там аварию. Похоже, он потерял контроль над собой и не очень соображает, что делает. Вдруг наши приятели с другой стороны уже пронюхали, где он находится. Кто может знать?
Клеменца засомневался:
— Пока ребята доберутся до города, Санни уже вернется. Думаю, что и Таталья не успеют возникнуть.
— Скорее всего, — терпеливо согласился Хейген, — но если что-нибудь задержит его, последствия трудно предвидеть. Поторопись, Питер. Сделай, что возможно.
Кляня все на чем свет стоит, Клеменца позвонил Рокко Лампеоне и велел выслать ребят, чтобы перекрыли дорогу в Лонг-Бич. Потом и сам уселся в свой излюбленный «кадиллак» вместе с тремя телохранителями, день и ночь дежурившими в доме, и поспешил кратчайшим путем, через мост на Атлантик-Бич в сторону Нью-Йорка.
А некто, находившийся в толпе мужчин, отиравшихся подле кондитерской в момент инцидента и подрабатывающий у семейства Таталья осведомителем, не преминул связаться с теми, у кого состоял на жаловании. Он сообщил, что Санни Корлеоне в городе и только что избил собственного шурина. Но то ли Татальи еще не приняли окончательного решения об участии в военных действиях, то ли слишком долго добиралась информация от мелкого стукача до верхушки семейства, но хода ей не дали. К тому времени, когда глава Семьи Таталья узнал о случившемся, Санни уже вернулся в Лонг-Бич и пребывал там в полной безопасности. Единственное, что грозило ему теперь, — это родительский гнев дона Корлеоне.
ГЛАВА 17
Война Семьи Корлеоне против пяти нью-йоркских семейств, объединивших усилия, разворачивалась трудно и обошлась обеим сторонам чрезвычайно дорого. Сложность заключалась еще и в том, что извне на них отчаянно старалась давить полиция, отстаивающая честь мундира, которая пострадала из-за убийства Макклоски. Невзирая на позицию ряда должностных лиц, покровительствующих противоправным, но невинным, с их
Семье Корлеоне отсутствие привычной защиты сверху нанесло серьезный урон, но не больший, чем ее противникам. Хуже всего пришлось игорным заведениям и подпольной лотерее, на которых полиция стала устраивать регулярные налеты. Нескольких устроителей лотереи полицейские выловили с билетами в руках и покидали за решетку с применением самых простейших мер вроде кулака и дубинки. Были вскрыты также отдельные «банкиры» — крупье в закрытых игорных заведениях, которых попросту ограбили и припугнули законом. Защиты от закона они, естественно, бросились искать у своих капитанов, Те добросовестно представили поступившие жалобы и сигналы на семейный совет, но пока ничего невозможно было предпринять. Приходилось на время выходить из игры, оставляя территорию неграм-одиночкам, которые так ловко орудовали в Гарлеме все порознь, что полиция не могла с ними справиться.
Однако постепенно нажим ослабевал.
Сразу после убийства Макклоски в газетах появились сообщения, связывающие имя полицейского капитана с Солоццо, мафией и наркотиками. То здесь, то там мелькали разоблачения относительно взяток, которые доблестный капитан незадолго до своей гибели получил наличными. Назывались конкретные суммы. Источником этой информации был Том Хейген, щедро и грамотно снабжавший корреспондентов всем, что могло вызвать их интерес и что отвечало одновременно интересам Семьи. Полицейский департамент отказался прокомментировать для прессы материалы, связанные с именем Макклоски.
Публикации оказывали свое воздействие на общественное мнение. Полиция, стремясь разобраться, что к чему, едва начав копать, получила массу подтверждений от собственных сотрудников (находившихся одновременно на службе у Семьи Корлеоне), что Макклоски действительно повязан с преступным миром. Ну, ладно бы он брал взятки у лавочников и мелких жуликов, тут большого греха нет, все полицейские так или иначе подкармливаются в своих участках. Но за ним тянулись грязные деньги, вырученные от наркомафии и убийств. Таким преступлениям уже не могло быть прощения в глазах закона и полицейского кодекса чести.
Как ни странно, полицейские свято верили в закон и порядок, вера их выглядела несколько более сложнообъяснимой, чем понятия рядового обывателя, на службе у которого они состояли. Обыватель, разочаровавшись, мог признать, что закон и порядок не более, чем фикция, погремушка в руках у верховной власти. Для полицейских служак правопорядок и законность являлись тем волшебным источником, из которого они черпали свою силу, и отрицать их значило отрицать самих себя. А не ценить собственную силу было бы противоестественно. Правда, на оборотной стороне медали существовали те самые обыватели, которых полиция должна защищать. Они опекались полицейскими, но их же они и обирали в меру возможностей. Как подопечные они чаще всего оказывались неблагодарными и бестактными. Как жертвы — изворотливыми и опасными, словно змеюки. Стоит обывателю провиниться и угодить в лапы того правопорядка, который призваны охранять полицейские, как внутри системы возникают черные дыры, и общество под гуманными лозунгами делает все возможное, чтобы свести на нет усилия полиции и смягчить наказание. Обязательно выясняется, что в деле замешаны крупные политические деятели, чье имя надо оберегать пуще самого закона. Или суд охотно игнорирует вопиющие доказательства, объявляя последним подонкам, будто на смех, условные приговоры. Наконец, существует еще помилование, на которое не скупятся верховные власти.