Крестный путь России

Леонов Николай Сергеевич

К вечеру стали проявляться контуры неизбежной развязки. Отсутствие политического боеспособного центра, безволие, растерянность большинства ведущих членов ГКЧП привели к тому, что начали выходить из подчинения, казалось бы, самые надежные подразделения. В 21.00 В. Карпухин встретился с командирами пяти штурмовых групп, которым надлежало выполнить главную часть операции "Гром". Все они высказались за то, чтобы не начинать акцию во избежание кровопролития. Стая львов отказалась выполнять команды баранов. А дальше лавина распада стала молниеносно набирать скорость. Последовали приказы войскам: в столице оставаться на местах и не двигаться, чтобы не дать основания для слухов о якобы готовящемся штурме. Решение вернуть войска в казармы с наступлением светлого времени суток было уже принято. Дивизия внутренних войск получила приказ оставаться в своем подмосковном гарнизоне.

А в это время в Кремле практически прекратил свое существование ГКЧП, потому что О. Бакланов заявил о своем выходе из его состава "по причине неспособности этого органа стабилизировать

обстановку в стране". Вслед за ним с таким же заявлением выступил Тизяков, на прощание бросивший слова: "Комитет не представляет собою ничего, кроме говорильни обо всем и ни о чем". Д. Язов действовал самостоятельно, без оглядки на вчерашних товарищей.

На утро 21 августа он созвал коллегию Министерства обороны и дал указание о выводе войск из Москвы в районы постоянной дислокации. В этот момент ему позвонили из Кремля и пригласили на очередное заседание ГКЧП, на что министр отреагировал резко: "Я в эти игры больше не играю". Он принял решение ехать в Форос, покаяться перед М. Горбачевым и тем заслужить если не прощение, то снисхождение. Об этом поставил в известность других членов ГКЧП, которые сами приехали к нему в министерство и даже пытались отговорить от решения вывести войска из столицы, но все было напрасно. Маршал свое решение принял.

Остальным ничего не оставалось, как присоединиться к тем, кто решил безоговорочно капитулировать перед Горбачевым, хотя предыдущие двое суток они вели войну с Ельциным. Сама нелепая наивность членов ГКЧП, надежда на то, что после всего происшедшего они смогут сохранить, свою свободу, а может быть, и посты, будет вечно поражать историков нашего времени. Полет в Форос - это чисто русский сюрреализм в политике. Слава Богу, что он не дополнился трагедией, так как в Белом доме, узнав о том, что "ИЛ-62" с гэкачепистами на борту направляется в Форос или, может быть, куда-то еще, стали думать, как бы перехватить его и посадить на российской территории. И тогда генерал Е. Шапошников, командующий ВВС, уже давно перебежавший в лагерь Б. Ельцина, предложил послать истребители и сбить самолет. К слову сказать, этот генерал, ставший вскоре после описываемых событий маршалом, еще раньше вносил идиотские предложения вроде посылки бомбардировщиков на Кремль, где, дескать, заседали гэкачеписты. Правы те, кто говорит, что у некоторых военных на плечах не голова, а атомная головка.

Буквально вслед за самолетом с гэкачепистами в Форос был направлен другой самолет - с командой победителей во главе с А. Руцким, которые должны были вызволить из "неволи" Горбачева, привезти его в Москву, а зараз и доставить на суд и расправу "смутьянов", думавших спрятаться под крылышком Горбачева.

В Форосе ситуация уже полностью переменилась. Горбачев отказался принять прилетевших с повинной членов ГКЧП, и они пять часов просидели в гостевом доме, ожидая решения своей судьбы. Принял он только А. Лукьянова и своего заместителя на посту генсека КПСС В. А. Ивашко, которых осыпал упреками. По восстановленной правительственной связи Горбачев первым делом попросил соединить его с Б. Ельциным и, услышав его торжествующий баритон: "Дорогой Михаил Сергеевич, как мы рады, что вы живы. Мы сорок восемь часов стоим насмерть!" - понял, что не все шансы остаться на плаву потеряны.

Сразу после этого он попросил соединить его с президентом США Д. Бушем, который очень обрадовался звонку и заверил, что и впредь будет оказывать ему всяческую поддержку. Супруга американского президента просила передать Раисе Максимовне, что она все эти дни молилась за них, и вот, видите, помогло. Действительно, молитва из-за океана не пустой звук. Она придает уверенности и решительности.

Обратно вылетели быстро, собрав наскоро самые необходимые вещи. Предложение Горбачева задержаться до следующего дня было вежливо отвергнуто. Руцкой не мог рисковать успехом этой операции, он не был уверен в надежности военных. Да к тому же у него имелся прямой приказ Б. Ельцина немедленно возвращаться в Москву, "ковать железо, пока горячо", использовать состояние шока, в котором находились страна и все общесоюзные организации.

Крючкова посадили для гарантии безопасности в тот же самолет, в котором возвращались торжествующие победители вместе с семьей Горбачева. Разница была в том, что его разместили в хвостовом отсеке под присмотром двух охранников, в то время как остальная компания шумно пировала в правительственном салоне.

В правительственном аэропорту Внуково-2 по парадному трапу в свете телевизионных юпитеров спустились сиявшие триумфаторы, среди которых явно растерянный, непривычно по-дачному одетый, шествовал Горбачев с Раисой Максимовной и домочадцами. В это же время из хвостового отсека в темноте спутался Крючков В., которого ожидали представители прокуратуры и МВД, объявившие ему об аресте. Прямо на аэродроме были арестованы: все, кто не пользовался депутатской неприкосновенностью. Остальных, кого сочли причастными к "делу о путче", взяли в ближайшие дни, когда были соблюдены внешние приличия и формальности. Один из членов ГКЧП, Б. Пуго, покончил с собой 22 августа в своей квартире, предварительно выстрелив в голову своей жене, с которой они договорились одновременно уйти из жизни.

Августовские события были практически бескровными. Их исход решен не пулями, не силой, а словами, воззваниями, указами, увещеваниями. Число погибших на улицах - всего три человека - несравненно меньше, чем число людей, покончивших с собой в состоянии глубокого шока, духовной депрессии. Среди них

оказался маршал Советского Союза С. Ахромеев, бывший военным консультантом Горбачева. Он повесился в своем кремлевском рабочем кабинете. Свела счеты с жизнью прекрасная поэтесса-фронтовичка Юлия Друнина, не смирившаяся с крушением коммунистических идеалов, служению которым она отдала всю жизнь. Выбросился из окна управделами ЦК КПСС Н. Е. Кручина... Ушедшие по своей воле в мир иной люди понимали, что закончившиеся события являются красной разделительной полосой в судьбе страны, за которой начнется иная, разрушительная жизнь, в ней не останется камня на камне от прежнего уклада, к которому они привыкли за последние 70 с лишним лет. Однако подавляющее большинство населения страны не понимало, какая громадная ставка была на кону в эти августовские дни. Эти события были бескровными и прошли при пассивном, созерцательном отношении со стороны большинства, потому что люди относились к ним, как к вульгарной борьбе за власть. Ведь и та и другая стороны уже давно признали себя сторонниками многоукладности в экономике, многопартийности в политике, свободы слова. Обе стороны не отказывались от социализма как общественной системы, от Советского Союза как государственной формы. Ни в одном из документов, выпущенных в дни "путча" в Белом доме или в Кремле, не говорилось о классовом, социально-экономическом содержании политического конфликта. Он сознательно замазывался, поэтому люди не чувствовали угрозы своим личным интересам, своему социальному статусу. Внешне все крутилось вокруг вопроса о подписании Союзного договора и разделении властных полномочий между Кремлем и Белым домом. Эти заботы не в состоянии поднять на активную борьбу действительно широкие массы народа.

Активность же защитников Белого дома, их решимость идти до конца объясняется как раз тем, что они понимали личную угрозу своим интересам. Нарождавшаяся новая буржуазия проявила себя как агрессивная напористая сила. Именно она была, как в старину говорили, "движущей силой" августовских событий. В наивных романтиках, искренних правдолюбцах, честных людях на Руси никогда не было недостатка. Именно их фотографии на баррикадах около Белого дома массово тиражировались на листовках, в брошюрах и книгах. Но никому в голову потом не пришло поинтересоваться, что стало с этими прекраснодушными людьми, поискать их, привести в телестудию хотя бы в дни, когда отмечаются годовщины августовских событий.

На сцене российской исторической драмы опустился занавес, подходило время для следующего действия.

АГОНИЯ И СМЕРТЬ ВЕЛИКОЙ ДЕРЖАВЫ

Начиная с 21 августа, когда обозначился крах ГКЧП, в стране, особенно в Москве и крупных городах, нагнеталась атмосфера социальной мести, вендетты. Ее главными жертвами стали коммунисты и сотрудники КГБ. Несмотря на то, что КПСС практически была устранена от всякого участия в событиях последнего времени, если не считать политиканских телодвижений крайне узкого круга лиц из числа ее руководства, по ней был нанесен главный удар. Г. Бурбулис на клочке бумажки шариковой ручкой написал первый антикоммунистический донос: "В ЦК КПСС идет форсированное уничтожение документов. Надо срочное распоряжение Генсека временно приостановить деятельность здания ЦК КПСС. Лужков отключил электроэнергию. Силы для выполнения распоряжения президента СССР-Генсека у Лужкова есть. Бурбулис". Этот "документ" был положен на стол М. Горбачеву и тот 23 августа твердым почерком недрогнувшей руки вывел: "Согласен. М. Горбачев". Начался массовый захват партийного имущества: административных зданий, учебных заведений, издательств, типографий, домов отдыха, служебных дач и т. д. Это были первые трофеи победителей 23 августа. Прямо в ходе заседания сессии Верховного Совета РСФСР под улюлюканье в одночасье ставших яростными антикоммунистами депутатов Б. Ельцин подписал указ о роспуске КПСС. Вызванный на эту сессию М. Горбачев подвергся невероятным унижениям со стороны Б. Ельцина, который обращался с ним, как с нашкодившим учеником. Попытка М. Горбачева выступить в защиту социалистических ценностей и коммунистической перспективы была ошикана. Ему прямо было дано понять, что плодами победы над ГКЧП будут пользоваться только "демократы" во главе с Ельциным, а президенту СССР достанется классическая дырка от бублика.

В тот же день деморализованный Секретариат ЦК КПСС (или то, что от него оставалось) принял постановление о том, что "ЦК КПСС должен принять трудное, но честное решение о самороспуске, судьбу республиканских компартий и местных партийных организаций определят они сами". Днем позже, снова в зале заседаний сессии Верховного Совета РСФСР, М. Горбачев согласился с запретом своей партии, сложил с себя полномочия генсека и призвал ЦК самораспуститься.

Повсеместно началась "охота на ведьм". Давно известно, что у победы много родителей, а поражение - всегда сирота. Отовсюду, из всех щелей, как тараканы, стали выползать полчища "борцов против коммунизма", норовивших свести счеты со своими врагами, преследование которых разворачивалось с ужасающим размахом. Ю. М. Лужков писал об этих днях так: "Москва, страна стали перед прямой угрозой расследовательского угара: образовывались всевозможные комиссии, учинялись допросы, собирались свидетельства очевидцев, которые были не на баррикадах, а в коридорах, курилках, что-то слушали и что-то услышали. Рекой текли письменные и устные доносы о неблагонадежности-неверности святому престолу демократии. Сводились старые и новые счеты, велись подкопы под прямых и более высоких начальников, чье место приглянулось какому-то проходимцу.