Крестом и стволом
Шрифт:
Толян заглядывал священнику в глаза, явно ища поддержки, и отец Василий подумал, что не сведущему в юридических тонкостях водителю наверняка пришлось в милиции нелегко. Вон их сколько по зонам таких работяг сидит – поди, каждый пятый!
– Слышали, что в народе говорят? – внезапно перешел на шепот водитель.
– Кое-что слышал, – сдержанно кивнул отец Василий. Он не любил участвовать в сплетнях.
– Говорят, – не обращая внимания на его реакцию, продолжил Толян, – что у Парфена-то бабок и нет!
– То есть как? – не понял священник.
– А
Отец Василий недоверчиво покачал головой. В то, что у Парфена не было денег, он не верил. Другой вопрос, что «черная бухгалтерия» поставила весь учет с ног на голову, и теперь, чтобы восстановить нормальный финансовый оборот, понадобится время. Правда, от этого работникам некогда скупленных самым богатым бизнесменом Усть-Кудеяра предприятий было не легче.
Священник вежливо, вполуха дослушал все, что хотел сказать ему Толян, и раскланялся. Ему еще предстоял насыщенный трудовой день.
А тем же вечером домой священнику позвонил Костя.
– Привет, Мишаня! – жизнерадостно назвал священника мирским именем главврач районной больницы.
– Привет, Константин.
– Ты чего не заходишь?
– А то мне делать больше нечего, кроме как с тобой спирт хлестать, – усмехнулся отец Василий.
– Не-е, хватит… никакого спирта! – решительно отрезал главврач. – А то это дело до добра не доведет!
– Вот и я о том же, – рассмеялся священник.
– Слышь, Мишаня, заезжай! Честное слово, никаких возлияний, посидим, поокаем… давай-давай, что ты в самом деле! Что мы, не свои пацаны, что ли?!
Отец Василий хмыкнул и глянул на жену, а потом на часы. Была половина двенадцатого ночи. Костя, как всегда, в своем репертуаре.
– Кто это? – насторожилась Ольга.
– Костя, – прикрыв трубку ладонью, сообщил отец Василий и увидел, как дурашливо закатила Олюшка глаза.
– Скажи ему, что он меня достал, – обреченно покачала головой супруга.
– Приезжай, – никак не мог угомониться Костя. – Посидим, чаю попьем. Давай, друг! Или Ольга не пускает? Чего она говорит?
– Она говорит, съезди, пообщайся, – улыбнулся отец Василий, положил трубку и подошел к жене. – Я на часик.
– Знаю я твой часик, – недоверчиво скосила глаза супруга, но щечку для поцелуя подставила. – Не задерживайся там, ему-то ничего, хоть вообще на работу не выходи, а у тебя служба.
– Я помню, – благодарно кивнул отец Василий. – Ты бы тоже дома не сидела. Вон, к Вере сходи поболтай или просто прогуляйся да свежим воздухом подыши. Идет?
Жена пожала плечами.
Через
– Мишаня! – кинулся к нему главврач. – Ты хоть знаешь, что в городе происходит?!
– Что? – улыбнулся священник. – Фургон украли?
– Ты не смейся! Ко мне сегодня двух парфеновцев привезли! С пулевыми ранениями!
– Эка невидаль! – покачал головой отец Василий. – Вот если бы они к тебе с дистрофией поступили, а то подумаешь, дырка в брюхе! Да для них пробоину в борту получить – все равно что тебе ее заштопать. Работа такая!
Они сели за огромный стол главного врача, налили крепчайшего чаю, и вскоре священник был вынужден признать, что события в Усть-Кудеяре происходят интереснейшие.
Вместе со смертью Парфена рухнула не только гигантская финансовая система, развалилась и строившаяся несколько лет структура единоличной власти. И первыми жертвами этого развала стали два парфеновских «инкассатора», по привычке или недомыслию пошедшие обирать свою обычную клиентуру.
Им не везло прямо с утра. Хозяин небольшого магазинчика на самой окраине Усть-Кудеяра решительно послал их на три советские буквы, а когда бойцы решили немного поучить вконец оборзевшего «быка», тот вытащил из-под прилавка обрез и всадил каждому по заряду крупной дроби в живот.
Конечно, мужик не подумал, что делает. И конечно же, теперь, сидя в местном изоляторе, он горько сожалеет, что дал волю нервам. Но и Костя, и отец Василий прекрасно понимали, что это только начало. Как сообщили главврачу его «информированные источники», почти весь город так или иначе отказывается иметь дело с парфеновскими людьми. И тому было простое, можно сказать, примитивное объяснение. Парфен сам, лично устранил в своей команде всех, хоть сколько-нибудь способных на самостоятельные действия. Остались только «шестерки». И когда лидер погиб, в городе не оказалось никого, кто имел бы моральное право и достаточно силы духа, чтобы занять его место.
– Прикинь, Мишаня! – восторженно хихикал Костя. – Самарские парфеновцам предъявили! Московские предъявили! Тольяттинские предъявили!
– А ты почем знаешь? – засомневался священник.
– Да это уже половина Усть-Кудеяра знает! А главное, знаешь что?! Никто из местных ничего на себя брать не хочет! Прикинь?!
Вот это действительно была новость! Нет, с одной стороны, понять местную братву было можно. Мало ли каких долгов мог понаделать Парфен? И как им расплатиться, если Парфен все лично в руках держал, никого к деньгам не подпускал? Да и с какой стати им за него отвечать? Но с другой стороны, ситуация, когда прекрасный большой поселок на перекрестке дорог оказался совершенно бесхозным, была по нынешним временам какой-то противоестественной.