Крестом и стволом
Шрифт:
Отец Василий уже почти дошел до храма и почти успокоился, когда сбоку, со стороны дороги, требовательно просигналили. Он обернулся. Из машины на него внимательно смотрел… Ковалев.
– Батюшка! – позвал он. – Отец Василий!
Священник в нерешительности остановился.
– Садитесь, подвезу, – пригласил Ковалев.
– Спасибо, Павел Александрович, мне уже немного осталось, – покачал головой священник.
– Садитесь, разговор есть.
Отец Василий с сомнением глянул на часы – до начала службы оставалось чуть более
– Я вас надолго не задержу, – заверил Ковалев, и глаза у него были несчастные, как у больной собаки.
Отец Василий горестно вздохнул и принял приглашение.
Ковалев отвел машину к скверу Борцов революции и поставил в тени огромного старого каштана.
– Во-первых, примите мои извинения, отец Василий, – повернулся он к священнику. – Честно скажу, недоглядел за мерзавцами!
Священник, насупившись, смотрел в сторону.
– Мне ведь этого Пшенкина вроде как на подмогу прислали, а вы же знаете, кого обычно отдают – самых негодных, чтоб под ногами не путались!
Отец Василий скорбно молчал. Не то чтобы он совсем не верил Ковалеву, просто то, что он знал о начальнике усть-кудеярской милиции, позволяло утверждать: Ковалев будет говорить то, что ему выгодно сказать в данный момент, и безо всякого стеснения нарушит собственное слово, если ситуация повернется в другую сторону.
– Поймите меня, батюшка, – продолжил Ковалев. – Мне этот Парфен и так сколько лет во где сидел! А тут еще эти братки понаехали, спасу нет! И брать их не за что – ведут себя тихо да прилично, – и ночей не спишь! Только и ждешь, кого еще пристрелят. Превратили Усть-Кудеяр в гадюшник какой-то!
Конечно, в этот момент начальник местной милиции менее всего готов был признать, что одним из тех, кто и превратил Усть-Кудеяр в гадюшник, был он лично. Отец Василий прекрасно помнил исповедь бывшей проститутки, а ныне бойкой продавщицы придорожного кафе Веры. По ее словам выходило, что Ковалев чуть ли не спинку Парфену в баньке тер. А теперь туда же – незаслуженно обиженного праведника из себя строит!
– Знаешь, Павел Александрович, что они с Толей Рубцовым сотворили? – наклонил голову отец Василий.
– Что?! – испуганно дернулся Ковалев.
– А вот ты бы в больницу съездил да посмотрел! Места ведь живого на человеке нет! Ладно бы он виновен был, но ты же сам его допрашивал! Знаешь ведь, что нормальный мужик! На хрена же так бить?!
– Ох, Михаил Иванович, – назвал священника мирским именем Ковалев. – Мы все с этими бандитами так намучились – верите, нет, – домой с пистолетом наперевес идешь! Немудрено, что и невинные страдают.
– Павел Александрович, – резко повернулся отец Василий. – Что-то я вас не пойму! Ну что вы все ноете?! Бандиты да бандиты! Как ребенок, право слово! У вас ведь такой уникальный шанс! Реальный шанс отделить зерна от плевел!
– Как это? – не понял Ковалев.
Священник почувствовал внутри внезапный прилив сил и какого-то необъяснимого молодецкого
– Насколько мне известно, парфеновская шушера никаких обязательств на себя брать не хочет? – резко повернул он разговор в другую сторону. – Я прав?
– Ну, вроде как… да.
– Самаре да Москве до нашего Усть-Кудеяра и вовсе дела нет, их бабки парфеновские интересуют, а не наш паршивый городишко.
– В общем, верно, – приподнял плечи Ковалев.
– А денег-то нет! Понимаете? Самого главного зла нет! Ну и что вы теряетесь? Вычистить всю эту мразь единым махом!
– То есть? – никак не мог въехать Ковалев.
– Все просто, Павел Александрович, – рубанул воздух ладонью священник. – Парфеновских олухов сейчас никто не крышует! Разве не понятно? Без парфеновских бабок всем на них просто положить!
– Ну-ка, ну-ка! – оживился Ковалев.
– Единственной личностью в этой гоп-компании был Парфен, – со значением произнес отец Василий. – А те, что остались, – полная шушера, навроде твоего старлея Пшенкина! Ну и прижми ты их, Павел Александрович! Чего думаешь?! В данный исторический момент никто тебе и слова против не скажет! Ни в области, ни тем более в Москве.
Ковалев отчаянно заскреб подбородок. Идея была донельзя соблазнительная. Когда и вычищать бандитов, как не сейчас, пока они слабы. Ни адвокатов путевых нанять не смогут, ни надавить, где надо.
– У тебя ведь поди на каждого во-от такое дело! – развел руками отец Василий. – Только попробуй сказать, что это не так! И не придется невинных хватать, потому что это действительно никому не нужно!
Начальник местной милиции сидел, уставясь прямо перед собой, и, похоже, пребывал в полной прострации. Возразить было нечего, а согласиться… Уж очень все дерзко выглядело.
– А Васьков с Сутейкиным? – как за спасительную соломинку ухватился за фамилии банкиров из областного центра Ковалев. – Они против не будут? – От неожиданности происходящего бедный милиционер совсем потерялся.
– А им-то что? – пожал плечами отец Василий. – Васьков и Сутейкин так и так свое возьмут. Отдадут кому надо акции в управление и будут жить как жили. Ты что думаешь, им больно надо мелкую торговлю келешеванной водкой контролировать? Они по-крупному берут. Уж будь уверен.
Ковалев хмыкнул и вдруг повеселел, заерзал на своем сиденье и внезапно глянул на часы.
– Вы извините, батюшка, – проглотил слюну он. – Заболтал я вас. Да и вам уже на службу надо.
Отец Василий глянул на часы и охнул – до начала оставалось от силы семь-восемь минут. Он, не прощаясь, выскочил из машины и кинулся через дорогу, к храму.
– Отец Василий! – услышал он сзади крик. – Батюшка! – он оглянулся. Ковалев вышел из машины и смотрел ему вслед. – Простите меня за этого засранца Пшенкина! Я с ним лично разберусь!
«Ладно! – досадливо махнул рукой священник. – Это все ваши дела, меня они уже не касаются!»