Крестоносцы
Шрифт:
— Отдохни, — сказала ему княгиня, — а потом скажешь мне, чего хочешь, а ты, Дануся, встань с колен.
— Отпусти колени княгини, но не вставай и проси ее вместе со мною, — промолвил Збышко.
Затем он заговорил слабым, прерывистым голосом:
— Милостивая пани… Отказал мне Юранд в Кракове… откажет он мне и теперь, но если бы ксендз Вышонек обвенчал меня с Дануськой — что ж, пускай бы ехала она тогда в Спыхов, все равно ведь ее у меня никто не отнимет…
Это было так неожиданно, что княгиня даже вскочила со скамьи, потом снова села и, точно не понимая, о чем идет речь, произнесла:
— Раны
— Милостивая пани!.. Милостивая пани! — просил Збышко.
— Милостивая пани! — повторяла за ним Дануська, снова обнимая колени княгини.
— Как же можно без родительского благословения…
— Закон Божий крепче! — ответил Збышко.
— Побойтесь Бога!
— Кто же нам отец, как не князь?.. Кто же нам мать, как не вы, милостивая пани?
А Дануся прибавила:
— Милостивая матушка!
— Это правда, что я была и остаюсь для нее матерью, — сказала княгиня, — да и Юранда я женила. Это правда. И если бы вы обвенчались, все было бы кончено. Может, Юранд и посердился бы, но ведь и он обязан повиноваться князю, своему господину. Да и можно было бы ничего ему не говорить, покуда он не захотел бы выдать Данусю за другого или отдать ее в монастырь… Если и дал он обет, так не было бы тогда на нем греха. Против воли Божьей никто не пойдет… Господи, да, может, Твоя это воля?
— Иначе не может быть! — воскликнул Збышко.
Но княгиня, все еще взволнованная, сказала:
— Погодите, дайте опомниться! Если бы князь был здесь, я бы сходила к нему и спросила: могу я отдать замуж Дануську или нет?.. А без него я боюсь… Даже дух у меня захватило, а тут и времени нет — завтра ей уезжать!.. Господи Боже! Уехала б она замужней, и все было бы хорошо. Но никак не могу я опомниться, и страх меня что-то берет. А тебе не страшно, Дануська, говори же?
— Я иначе помру! — прервал ее Збышко.
А Дануська поднялась с колен и крепко-крепко обвила руками шею доброй княгини, которая не только много ей позволяла, но и баловала ее.
— Без отца Вышонека, — сказала, однако, княгиня, — я ничего не могу вам сказать. Беги за ним поскорее!
Дануся побежала за отцом Вышонеком, а Збышко обратил к княгине свое побледневшее лицо и сказал:
— Что мне от Бога предназначено, то и будет, но за эту радость да вознаградит вас Бог, милостивая пани.
— Погоди благословлять меня, — возразила княгиня, — еще неизвестно, что будет. А ты должен мне честью поклясться, что, обвенчавшись с Данусей, тотчас отпустишь ее к отцу, чтобы, упаси Бог, не навлечь на себя и на нее отцовского проклятия.
— Клянусь честью! — сказал Збышко.
— Помни же! А Юранду Дануся пускай пока ничего не говорит. Хуже, коли скажет, да точно обухом его по голове. Мы пошлем за ним из Цеханова, попросим, чтобы он приехал с Дануськой, и тогда уж я сама скажу ему, а нет, так князя упрошу сказать. Увидит он, что деваться некуда, и согласится. Не косился же он на тебя?
— Нет, — ответил Збышко, — не косился, да в душе он, может, и рад будет, что Дануська станет моей женой. И то сказать, коли дал обет, не грех будет, что не пришлось исполнить его.
Вошли ксендз Вышонек и Дануся, и разговор прервался. Княгиня тотчас стала держать совет с ксендзом; с жаром начала она рассказывать ему о замысле Збышка, но при первых же ее словах ксендз перекрестился
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!.. Да как можно! Ведь Рождественский пост!
— Господи! Да ведь и впрямь пост! — воскликнула княгиня.
Воцарилось молчание; только по удрученным лицам княгини, Дануси и Збышка было видно, каким ударом явились для них слова отца Вышонека.
— Так мне вас жалко, что, будь у меня разрешение, я бы не стал противиться. И согласия Юранда не стал бы требовать, раз уж вы, милостивая пани, позволяете и ручаетесь за то, что и князь даст согласие, — вы ведь с князем отец и мать Мазовии. Но без разрешения епископа не могу. Будь здесь епископ Якуб из Курдванова [75] , может, он и разрешил бы, хоть и очень суров он, не то что его предшественник, епископ Мамфиолус, который на все отвечал: «Bene! Bene!» [76]
75
Епископ Якоб из Курдванова. — Якуб Курдвановский из Кожкви — плоцкий епископ (1396–1425).
76
Ладно! Ладно! (лат.)
— Епископ Якуб из Курдванова очень любит и князя, и меня, — сказала княгиня.
— Вот и я говорю, что он не отказал бы, к тому же причина есть… Невесте уезжать надо, а жених болен и может умереть… Гм! In articulo mortis… [77] Но без разрешения никак нельзя…
— Да уж я бы потом выпросила у епископа Якуба разрешение; как ни суров он, а мне бы не отказал… Ручаюсь, не отказал бы.
Ксендз Вышонек, который был человеком добрым и мягким, ответил ей:
77
В случае смерти… (лат.)
— Слово помазанницы Божией — великое слово… Боюсь я епископа, но слово ваше — великое слово!.. Жених мог бы обещать что-нибудь на кафедральный собор в Полоцке… Не знаю… Все-таки, пока не придет разрешение, грех будет, и на моей только совести грех… Гм! Велик Бог милостию, и ежели кто не ради собственной выгоды согрешит, а над людской бедою сжалится, скорее простится ему этот грех! И все-таки грех будет… А ну как епископ упрется, кто даст мне тогда отпущение?
— Не станет епископ упираться! — воскликнула княгиня.
— У Сандеруса, — сказал Збышко, — того, что со мной приехал, есть готовые отпущения каких угодно грехов.
Может, ксендз Вышонек и не очень-то верил в индульгенции Сандеруса, но он рад был за это ухватиться, лишь бы только помочь Збышку и особенно Данусе, которую он знал с малых лет и очень любил. Подумав, что в самом худшем случае на него могут наложить епитимью, он обратился к княгине и сказал:
— Пастырь я ваш, но и слуга княжий. Как прикажете поступить, милостивая пани?
— Не приказывать я хочу, а просить, — возразила княгиня. — Ведь коли есть у Сандеруса отпущения…