Крестоносцы
Шрифт:
— Иначе одна бы мне дорога была — тоже в монахи, — сказал чех.
Збышко посмотрел на него с удовлетворением.
— Круто придется тому, кто подвернется тебе под секиру. Дал тебе Бог страшную силу, но ты бы худо поступил, если бы зря стал похваляться ею, — истинному оруженосцу приличествует смирение.
Чех закивал головой в знак того, что не будет зря похваляться своей силой, но и не пожалеет ее в бою против немцев, а Збышко по-прежнему улыбался, но уже не оруженосцу, а собственным мыслям.
— То-то старый пан обрадуется, как мы воротимся, — сказал после минутного молчания Гловач. — В Згожелицах тоже будут рады.
Ягенка, как живая,
«Нет, — подумалось ему, — не будет она рада, потому что ворочусь я в Богданец, да только с Дануськой, а она пускай за другого выходит…» В это мгновение Збышку представились Вильк из Бжозовой и молодой Чтан из Рогова — и так горько вдруг ему стало, что она может достаться кому-нибудь из них. «Уж лучше бы она кого другого нашла, — подумал он про себя, — ведь им бы только лакать пиво да в зернь играть, а она хорошая девушка». Подумал он и о том, что дядя очень огорчится, когда обо всем узнает, однако тотчас утешился, вспомнив, что для Мацька всего важнее были род да богатство, которое могло бы поднять значение рода. Правда, Ягенку взять — на меже жениться, зато Юранд был богаче Зыха из Згожелиц, и легко было предугадать, что Мацько недолго будет сердиться на племянника, тем более что старик знал о его любви к Дануське и о том, чем он ей обязан… Поворчит-поворчит, да и перестанет, еще рад будет потом и Дануську станет любить, как родную дочь!
И вдруг в сердце Збышка шевельнулось чувство любви к дяде и тоски по этому суровому человеку, который любил и берег его как зеницу ока; в битвах защищал его больше, чем самого себя, для него захватывал добычу, для него наживал богатство. Двое их было — одиноких — на свете! Даже родственников не было у них, разве такие дальние, как аббат, и, когда им, бывало, приходилось расставаться, они друг без друга места себе не находили, особенно старик, которому для себя ничего уже не было надобно.
«Ох и рад же он будет, ох и рад! — повторял про себя Збышко. — Я бы одного только хотел: чтобы Юранд принял меня так, как примет дядя».
И он попытался представить себе, что скажет и что сделает Юранд, когда дознается про то, что Дануська с ним обвенчалась. Мысль об этом беспокоила Збышка, а впрочем, не очень — дело-то ведь было сделано. Неприлично было бы Юранду вызывать его на поединок, а уж если бы он очень уперся, Збышко мог бы сказать ему: «Соглашайтесь, покуда честью вас просят, а нет, так ведь ваше право над Дануськой людское, а мое Божье, и не ваша она теперь, а моя». Слыхал он как-то от одного причетника, сведущего в Писании, что жена должна оставить отца своего и матерь свою и прилепиться к мужу, и полагал, что право на его стороне. Он не думал, однако, чтобы у них с Юрандом дело дошло до ссоры и вражды, и полагал, что много помогут тут просьбы Дануси, а пожалуй, еще больше вмешательство князя, которому Юранд был подвластен, и княгини, которую он любил как опекуншу своей дочери.
В Прасныше путникам посоветовали остаться на ночлег и предупредили, что волки от сильных морозов сбились в огромные стаи и нападают даже на целые обозы. Однако Збышко не обратил на это внимания, к тому же в корчме он случайно встретил нескольких мазовецких рыцарей, которые со слугами тоже направлялись к князю в Цеханов, и нескольких вооруженных купцов из самого Цеханова, которые возвращались с товаром из Пруссии. Для такой кучи народу волки не могли представлять опасности, и все они
Если бы не огни, пылавшие на холме, где строился замок, путники под городом, быть может, долго кружили бы во мгле, слушая завывание вьюги и не догадываясь, что они уже достигли цели. Никто из спутников Збышка толком не знал, зажгли ли эти огни в Сочельник для гостей или по какому-нибудь старому обычаю, да и никто из них сейчас не думал об этом, все помышляли только об одном: как бы поскорее укрыться в стенах города.
А вьюга меж тем все крепчала. Пронизывающий холодный ветер нес целые тучи снега, гнул деревья, ревел, свирепствовал, срывал целые сугробы, взвивал и кружил снежную пыль, занося сани и лошадей; словно острым песком, хлестал путников по лицу, забивал дыхание, не давал говорить. Не стало слышно бубенчиков, подвешенных к дышлам, а в вое и свисте бури звучали какие-то жалобные голоса: то ли вой волков, то ли отдаленное конское ржание, то ли полный ужаса зов о помощи. Измученные лошади все теснее жались друг к дружке и шли все медленнее.
— Вот это метель так метель! — сказал, задыхаясь, чех. — Счастье, пан, что город уже близко и огни горят, иначе пришлось бы нам худо.
— Кого непогода застигла в поле, тому смерть, — заметил Збышко, — да я уж и огней не вижу.
— Мгла такая, что и огню не пробиться. А может, раскидало дрова и уголья.
На других санях купцы и слуги тоже толковали о том, что, коли непогода застигла кого далеко от жилья, не услыхать уж тому наутро колокольного звона. Объятый внезапно тревогой, Збышко сказал вдруг:
— А что, коли Юранд, не дай Бог, в дороге!
Чех, который силился разглядеть во мгле огни, услыхав слова Збышка, повернул к нему голову и спросил:
— Так это должен был приехать пан из Спыхова?
— Да.
— С панной?
— Огни совсем пропали, — произнес Збышко.
Огни и в самом деле потухли, зато на дороге у самых саней появилось несколько всадников.
— Куда прешь?! — хватаясь за самострел, крикнул зоркий чех. — Кто вы?
— Мы княжьи люди, нас послали на помощь путникам.
— Слава Иисусу Христу!
— Во веки веков.
— Проводите нас в город! — сказал Збышко.
— Никто из вас не отстал?
— Никто.
— Откуда едете?
— Из Прасныша.
— Других путников по дороге не встречали?
— Не встречали. Может, на других дорогах найдутся.
— Люди посланы на все дороги. Поезжайте за нами. Вы сбились с пути! Берите правее!
И они повернули коней. Некоторое время слышен был только вой бури.
— Много ли гостей в замке? — спросил через минуту Збышко.
Ближайший всадник недослышал и наклонился к Збышку:
— Что вы говорите, пан?
— Я спрашиваю, много ли гостей у князя и княгини?
— Гостей, как всегда, много!
— А нет ли пана из Спыхова?
— Нет, но его ждут. Люди тоже выехали навстречу.
— С плошками?
— При таком-то ветре!
Они не смогли продолжать разговор, так усилился рев бури.
— Прямо шабаш чертей да ведьм! — произнес чех.
Збышко велел ему замолчать и не произносить имени черных духов.