Крестоносец: Железная Земля

Астахов Андрей Львович

– Пустое, - я потянулся к своей кружке, еще полной наполовину.
– Давайте лучше выпьем.

Музыканты в конце зала заиграли что-то мажорное, бодрое и довольно эпичное, вроде марша. Запевал перец с цитолой, и на припеве ему с энтузиазмом и фанатичным блеском в глазах подпевала вся капелла и большинство сидевших в зале горожан. При этом некоторые из них выразительно так поглядывали в нашу сторону. Я спросил Ганеля, что они поют.

– Я не очень хорошо знаю местное наречие, но это что-то вроде написанной весьма простонародным языком баллады о победах королевы

Вендры, - ответил всезнайка.
– Что-то о том, как бодрит ветер свободы, и как славно хрустят на зубах Волков кости имперских подонков. Остальное, извините, толком не разберу.

– Ну, меня этим не проймешь, - ответил я и допил пиво. В это мгновение к столу подошел тот самый стриженный в скобку парень, что так долго не хотел нас замечать. Он принес наше горячее.

– Пахнет замечательно, - сказал Ганель, вооружившись ложкой, потянув носом и закрыв глаза.
– Давно я хотел попробовать местное пастушье жаркое!

Я кивнул, зацепил ложкой аппетитный кусочек мяса, из горшочка отправил его в рот - и понял, что не смогу съесть ни ложки этого жаркого.

Блюдо было дико, зверски пересолено. Случайно так пересолить невозможно. Значит...

– Так, - протянул я и посмотрел туда, где благообразный крепкий бритоголовый и красномордый хозяин заведения разговаривал с девицей-подавальщицей и обслужившим нас долговязым говнюком. Они заметили, что я смотрю на них - и на их рожах появились довольные ухмылки.

– Милорд, - попытался остановить меня Ганель, но я уже его не слышал. Взяв в руки горшочек с жарким, я встал и направился к стойке.

– Ты, как я понимаю, владелец этой харчевни?
– спросил я красномордого.

– Не понимать сударь- заявил мне краснорожий с самой наглой усмешкой.
– Сударь говорить виссенге?

– Ганель!
– крикнул я, заставив лабухов прекратить свою погудку.

Профессор тут же присоединился ко мне.

– Переведи этому.... что я люблю, когда много мяса, и не люблю, когда много соли. Быстро!

– Это такой рецепт, - заявил ничуть не смутившийся наглец, выслушав Ганеля.
– Мы любим много соли в еде. Наша еда не для хилых имперских желудков.

– Правда?
– Я оглядел зал и встретил внимательные и любопытные взгляды, направленные на нас.
– Ага, вон у тех ребят тоже пастушье жаркое на столе. Отлично, сейчас попробуем!

Сидевшие за столом горожане распахнули варежки, когда я подошел к ним, запустил ложку в горшочек с жарким и снял пробу. Естественно, что с солью был полный порядок.

– Эти господа - мои постоянные клиенты, - прогнусавил трактирщик, когда я рассказал ему о результатах дегустации.
– Они любят недосоленное.

– А у нас в империи не любят, когда нас принимают за дураков, - ответил я и выплеснул содержимое горшочка прямо в физиономию трактирщика.

Это было эффектно. Жаркое было недостаточно горячим, чтобы причинить серьезные ожоги, но ошпарило чувствительно, и трактирщик взвыл дурным голосом, а миг спустя и девица-подавальщица завопила вместе с ним. Стриженный в скобку, выкрикнув что-то, двинулся на меня, сжав кулаки, но я охладил

его порыв, направив ему кинжал прямо в кадык.

– Спокойно!
– сказал я негромко, но в наступившей тишине меня услышали все.
– Не будем проливать кровь. Или будем?

Трактирщик, мотая головой и отплевываясь, что-то вопил, и завсегдатаи начали собираться вокруг нас с Ганелем, сбившись в молчаливую недружелюбную толпу. Некоторые из них были вооружены и не только бутылками и тяжелыми кружками - у пары парней были тяжелые окованные металлом трости, а еще один держал в руке нож. Глядя на них, я понял, что мой кинжал их вряд ли испугал. Похоже, придется вооружаться по полному наряду и малой кровью обойтись не получится. А тут и Джарем подоспел - встав справа от меня, он вытащил на ладонь фальчион из ножен и смотрел на обступивших нас мещан очень нехорошим взглядом.

Может, мне и пришлось бы доставать меч и брать грех на душу, но тут из-за спин обступивших нас людей к стойке протолкались стражники. Если уж совсем точно, четверо были городскими стражниками - на их коттах красовался герб города, волчья голова на золоте. А вот их командир, крепкий голубоглазый блондин скандинавского типа, был в превосходной, крытой узорной алой дама бригантине и в черном бархатном берете с павлиньим пером. На левом боку у него висел отличный меч в красных сафьяновых ножнах, и вообще, этот перец имел очень представительный и спесивый вид.

С его появлением наступила секундная настороженная тишина, потом бархатный берет что-то спросил у толпы. Трактирщик тут же завизжал, правой рукой вытирая с физиономии жирную подливу, а левой тыча в мою сторону. Подавальщица тоже начала истерить, брызжа слюной, но берет, страдальчески сморщившись, недовольно рявкнул, и трактирщик с девицей немедленно заткнулись. После этого офицер повернулся ко мне:

– Это вы Эвальд де Квинси, маркиз Дарнгэм?
– спросил он на безукоризненном имперском языке.

– Да, это я.

Офицер ответил мне учтиво-холодным кивком.

– Я Алвес Корада, лейтенант гвардии их величеств, - представился он.
– Их величества узнали о вашем визите и желают встретиться с вами.

– В самом деле?
– Я убрал кинжал в ножны и тоже поприветствовал гвардейца политичным кивком.
– Я, право, польщен таким вниманием и любезностью. Но я не уведомлял их величеств о своем прибытии в Левхад и не просил о....

– Это неважно, - с многозначительной улыбкой ответил лейтенант Корада.
– Мне поручено препроводить вас во дворец Вильзичь сей же час.

– К вашим услугам, сударь.
– Я подумал, что этот франт появился тут очень кстати. Прямо посланник Божий. Я и впрямь погорячился, и разборки с трактирным сбродом могли закончиться плачевно.

– Прекрасно.
– Тут лейтенант посмотрел на трактирщика, который застыл с самым несчастным видом, молитвенно сложив руки.
– Зачем вы облили этого человека?

– Он неудачно пошутил, - ответил я.
– Наверное, я поступил, поддавшись секундному порыву. Мне жаль. Не беспокойтесь, гуляш не был обжигающе горяч.