Крестоносец
Шрифт:
Чего-то подобного я ожидал, но все равно - до последнего мгновения не верилось, что оно случится. Выстроенный на плацу гарнизон замка, оба батальона, пятьсот солдат и офицеров, сейчас будут на это смотреть. И если я закричу...
Помост скрипит под тяжелыми шагами палача, и на меня падает тень. Сейчас начнется. Я чувствую, как все мое тело наполняет мелкая дрожь. Господи, только бы не обмочиться! И кричать нельзя. Ни в коем случае нельзя. Я не могу опозориться. Надо закусить нижнюю губу и терпеть. Ни звука
Свист - и в моей голове взрывается кровавая бомба. Маленький, раздавленный ужасом и нечеловеческой болью человечек внутри меня начинает вопить, широко распялив рот.
– МАААМАААА!
Свист, удар. Рот у меня наполняется вкусом меди. Разум отказывается верить в то, что это происходит со мной.
Сволочь, да как же он умеет бить!
Свист, удар.
Божемойбожемойбожемойбожемой!!!!!
Свист, удар.
Красная обморочная пелена в глазах на мгновение расходится, и я могу разглядеть стоящих на плацу. Шеренги орденских солдат в черном, синем, оранжевом и вино-красном обмундировании. Кто-то смотрит на меня с интересом, кто-то с сочувствием.
Свист, удар.
Все, следующего удара я не выдержу.
Странно, что я еще могу узнавать лица наблюдающих за экзекуцией людей. Вот и сэр Роберт. Суров, как всегда. Но в его глазах...
Свист, удар.
– Терпи, парень!
– читаю я по губам сэра Ричарда. Легко сказать...
Свист, удар.
Ног своих я уже не чувствую. Красные нити блестят в солнечном свете у меня перед глазами - это слюна и кровь из прокушенной губы стекают на помост.
Свист, удар.
– Терпи, парень!
– беззвучно говорит мне сэр Роберт.
Сейчас начну хохотать от боли.
Свист, удар.
– Все, я больше не могу!
– вопит маленький истерзанный окровавленный человечек внутри меня.
– Сейчас умру...
Свист, удар. Последний, десятый. В наступившей тишине быстро и ритмично грохочет что-то, будто внутри меня работает спятившая машина, забивающая сваи. Это мое сердце.
– Капрал, разомкните колодки!
– приказывает голос, читавший приказ.
Меня подхватывает несколько пар рук, пытаются поставить на ноги, но они не слушаются. Слышу еще один голос, в котором слышится не то одобрение, ни то обида:
– Крепкий гаденыш, даже не ойкнул ни разу.
Палач, наверное. Эх, посмотреть бы тебе в глаза, сволочь! Хотя, каждый всего-навсего делает свою работу. Ничего личного.
Солнце гаснет медленно, как лампочка карманного фонаря, когда батарейка садится. Темно и холодно. Наверное, я умираю.
– В лазарет его!
– приказывает кто-то. Это последнее, что я слышу и осознаю. Дальше только тишина.
2.
– Эвальд, вставай! К тебе пришли!
Повернувшись на животе, я лег поперек кровати и нащупал сабо, в которых ходил по лазарету. Вдел в них ноги и отжался от кровати, вставая. Поджившие струпья от кнута на спине отозвались слабой болью.
Сэр Роберт был в цивильном платье и без меча, только с кинжалом-мизерикордом на поясе. Он стоял у входа в лазарет на галерее и смотрел на плац, где бравый капрал обучал кадетов второго батальона обращаться с алебардами.
– Хороший сегодня день, Эвальд, - поприветствовал он меня.
– Лекарь сказал, что лихорадка у тебя прошла. Дай-ка взгляну на твою спину.
– Я в порядке, сэр. Все хорошо. Только надоело лежать все время на животе.
– Да, мне приходилось видеть более неприятные вещи. Но рубцы останутся на всю жизнь. Может, оно и к лучшему.
– К лучшему?
– Как постоянное напоминание о том, что надо контролировать свои чувства.
– Мне очень жаль, сэр, что так получилось.
– Я отправил Логана обратно к отцу, - сказал сэр Роберт, глядя мне в лицо.
– Написал большое письмо, где просто говорю, что больше не нуждаюсь в услугах Логана. Вообще-то он был неплохим сквайром, неглупым, храбрым и исполнительным.
– Почему же вы его отослали?
– Не люблю подлецов.
Некоторое время мы молчали, глядя на плац.
– Наверное, ты зол на меня и на де Крамона, - начал сэр Роберт.
– Поверь, у комтура не было выбора. Он и так ограничился минимальным наказанием. Но оставаться в Паи-Ларране тебе больше нельзя.
– То есть, в орден меня не примут?
– Я этого не говорил. Видишь ли, парень, отец Дитриха Хоха - очень большая шишка в Лотарии. Человек влиятельный, с большими связями в Рейвеноре. И весьма мстительный. Не думаю, что ему понравится эта история.
– Я не удивлен. Везде одно и тоже. Золотые сыночки всегда выходят сухими из воды, что бы ни натворили.
– Ты сломал Дитриху нос и челюсть.
– Жаль, что не шею. Было бы не так обидно.
– Я понимаю тебя. Но свои чувства надо держать в узде. Ты солдат, и это ко многому обязывает.
– А что, разве нельзя быть хорошим солдатом, оставаясь при этом нормальным человеком?
– Чертовски хороший вопрос, парень. Я не могу ответить на него.
– Почему?
– Потому что ты сам будешь искать ответ на него, и я желаю тебе его найти.
– Я был в парке, - сказал я.
– Мой цветок кто-то растоптал. Даже след от подошвы остался. Здоровенный такой след. И мне стало очень больно, сэр. Даже во время порки так не было больно. Будто кто-то мне этим сапожищем на сердце наступил.