Крестовые походы
Шрифт:
Группы людей, специально выделенные для этого, уже катили по неровной земле ко рву щиты на колесах, чтобы предоставить укрытия тем, кто носил мешки. Лишь на мгновение нужно было им показаться на краю рва и сбросить вниз свою ношу. Один из них осмелился высунуться и невредимый отскочил обратно в укрытие. Следующий с воплем упал в ров и оказался похороненным под содержимым мешка, упавшим сверху на его тело.
Теперь начали действовать и баллисты осажденных, беспорядочно издававшие глухие звуки то там, то здесь; они ломали щиты мантелетов, после чего их требовалось укреплять мешками с землей, и поэтому довольно долго ни один мешок не падал в ров. Люди работали в отчаянной спешке, ведь самое опасное оружие неверные еще не применили.
Но вот и оно, наконец, с ужасным шипением вступило в бой. Снаряд с огненным запалом на хвосте взорвался на краю вала и разлил жидкость, которая тут же превратилась в ревущее пламя, осветившее низкие укрытия и позволившее увидеть ров двадцатифутовой глубины с горсткой земли на дне. К счастью, прицельно выстрелить бомбой с этим «греческим огнем» было так же трудно, как из баллисты, и очень многие снаряды взрывались не причиняя никакого вреда. Кроме того, на укрытия набрасывали, не натягивая, шкуры, пружинившие при ударе и заставлявшие бомбы скатываться вниз. Тем не менее в отсутствие ветра удушающий дым повис над коридором, по которому, пошатываясь, двигались люди с мешками. Тогда Готфрид организовал посменную работу своих воинов и велел тем женщинам, которые не копали землю, носить им воду.
На одном участке мантелет сгорел дотла, и единственной защитой была стена мешков, нагроможденная за ним. В этом месте, пока рабочая команда пыталась доставить туда новый щит, камни, огонь и стрелы летели непрерывно.
Бомба с «греческим огнем» упала точно в образовавшийся зазор и разорвалась на тропе, полив всех вокруг ревущим жидким пламенем. Вопли людей были столь жуткими, а запах горящей плоти таким сильным, что те, кто нес туда землю, в ужасе попятились назад. И даже когда огонь догорел и кошмарные звуки стихли, нападавшие продолжали колебаться, сгрудившись вместе на безопасном расстоянии, не желая нырять в дымное облако и спотыкаться об обгорелые предметы, которые еще недавно были людьми.
– Пять ноблей тому, кто пойдет первым! – крикнул Готфрид.
С приближением рассвета небо стало бледнеть, а ров был заполнен лишь наполовину. При дневном свете и переносе участка работы ближе к стене дело должно было пойти медленнее.
Один из выжидавших мужчин бросил на землю мешок:
– Пять ноблей за шанс поджариться! Только не я.
– Пять ноблей за испытание в честь святого Мартина из часовни нашего сеньора Готфрида! – Робер де Сент-Авольд спустился с осадной башни, где вместе с лучшими рыцарями ждал возможности проложить путь в город. – Дайте мешок! – крикнул он и, схватив его так легко, словно не был уже отягощен доспехами, пробежал ко рву и метнул мешок вниз.
– Поставим щит вперед! – Жильбер де Турне, последовавший за своим другом, взялся за мантелет и начал его двигать. Ему на помощь пришли другие, и дыра в обороне была прикрыта. За Робером через дым побежали еще воины. Одна из баллист Готфрида, нацеленная лучше, чем обычно, гулко ударила в солдата неверных, слишком дерзко позировавшего на стене. Радостные крики раздались из рядов воинов с лестницами, дожидавшихся момента, когда внимание осажденных будет отвлечено башней, чтобы попытаться взобраться на стену.
– Погодите, пока мы до них доберемся! – крикнул один. – Мы им дадим огоньку!
Солнце встало. Те, кто работал всю ночь, падали от усталости, покрытые пылью и пораненные камнями. У женщин ладони покрылись ссадинами и волдырями. Даже священники и праведники помогали копать, пока ров заполнялся людскими телами, камнями и землей.
Уже где-то ближе к полудню большая осадная башня неуклюже и медленно пришла в движение, подталкиваемая сзади сотнями людей, которые нажимали на специальные толстенные бревна. Она скрипела и вздрагивала на ходу, но продолжала двигаться до самого края рва, где застряла, потому что проезд все еще был неровным из-за нагромождений камней. Засыпанную поверхность принялись сглаживать под
– Мы их взяли, мы их взяли! – крикнул Готфрид.
Он и его рыцари заполнили второй этаж башни, готовые броситься по мосту, когда он будет опущен. Башня качнулась на краю рва и толчками пошла вперед.
Боевые действия внизу почти стихли. Некоторое время назад Готфрид заставил замолчать свои баллисты, потому что теперь они могли бы причинить больше вреда людям во рву, чем магометанам на стене. Когда башня придвинулась ближе, она вызвала на себя весь огонь врага. Как и мантелеты, она была прикрыта занавесками из шкур; сделана она была из крепкого дерева, вздрагивавшего и постанывавшего от бомбардировки. Но сооружение держалось, и на каждом этаже был приготовлен песок для гашения возможного пожара.
Три раза башня застревала во рву, и рабочим, вооружившимся кирками и лопатами, приходилось лихорадочно трудиться и разравнивать для нее дорогу. В занавесках появились громадные дыры, от чего лучники на крыше башни несли серьезные потери.
Еще один толчок, и башня встала на нужное место. С победными воплями воины опустили мост, а в это время далеко внизу ров заполнил рой людей с лестницами, которые начали карабкаться вверх.
Первым на мосту оказался Жильбер де Турне, за ним Робер, а после них шел сам Готфрид Бульонский. Уже враги пытались обрушить мост, но не смогли даже подвинуть его, ведь он висел на толстых цепях и к его тяжести прибавился вес рыцарей в доспехах. С камнями и «греческим огнем» осажденные уже опоздали, теперь обе стороны были обречены схватиться врукопашную, причем спереди на первых рыцарей на мосту нападал противник, а сзади подталкивали другие рыцари. Робер пролетел вперед, будто камень из баллисты. Он швырнул свой щит в лицо одному неверному, а второго изо всех сил ударил булавой, которой в ближнем бою отдавал предпочтение перед мечом. Яростно нанося удары направо и налево, возвышаясь над схваткой, как башня, он слишком увлекся, чтобы разбирать, чья кровь, друга или врага, брызгала ему на доспехи.
Сражение достигло высшего накала. Все кричали. Те, кто поднимался по лестницам, получили преимущество, поскольку осадная башня отвлекла большинство защитников города. И хотя отдельные лестницы были сброшены вниз и разрушены, но их было так много, что нападавшие быстро утвердились на стене. Напротив башни группа рыцарей, которую спихнули с моста, дралась в узком проходе за зубцами, пробиваясь к одной из крепостных башенок, через которую они могли спуститься в город. Позади людей Готфрида, в осадной башне уже толпились отряды Танкреда, племянника Боэмунда, стремившиеся поскорее пересечь мост.
Спустившись со стены, они продолжали биться на улицах. Вооруженные защитники города отступали, но другие мужчины, женщины и даже дети метали черепицу с плоских крыш. Беглецов настигали в узких улочках. Гуго Гростет зарубил девушку с младенцем на руках. Когда она падала, он схватил ребенка и ударил его о булыжники мостовой. «Убей! Убей!» – кричал Жильбер де Турне. Рука Робера уже устала рубить. От возбуждения у него кружилась голова, он опьянел от крови.
В лучшем квартале города многие рыцари вспомнили о добыче. Над одной дверью уже висел щит Танкреда, над другой – Гуго Гростета. Что творилось внутри этих домов, никто не знал, но вопли и стоны беспомощных людей вскоре заглушили стихающие звуки битвы. Робер, считавший постыдным покидать поле битвы, пока враг сопротивляется, погнался за разбегавшимися магометанами.