Крестовые походы

Кулидж Оливия

Люди погибали на перевале и в долине всеми мыслимыми способами. Едва ли тысяча человек спаслась и была вывезена обратно в Константинополь на императорских кораблях. На равнине среди охваченной паникой толпы туркам встретился невысокий, кривоногий, сгорбленный мужчина с собакой, продолжавший брести на восток. Они разомкнули свои ряды и пропустили его, поскольку уважали людей, которых явно коснулась рука Аллаха, наградив безумием. Жан двигался вперед, на перевал, где на тысячи ошеломленных, попавших в ловушку людей падали тучи стрел.

Одна из них попала в пса; он упал, корчась, пытаясь укусить стрелу, торчавшую в боку. Жан наклонился над ним. Еще одна стрела пронзила ему спину, и он рухнул вперед,

вывернув голову, словно по-прежнему не мог оторвать глаз от востока. В то же время турки ворвались в Сиветот и продолжили резню там. Вместе со всеми больными и калеками погиб Вальтер, а мальчиков вроде Робера оставили в живых, чтобы превратить в рабов. Несколько дней спустя они двинулись на восток, прошли мимо тысяч тел своих соплеменников и навсегда пропали для христианского мира.

Так закончился крестовый поход Маленького Петра, но сам он проехал на осле этим же путем весной с могущественными сеньорами и их армией. От лежавших на земле костей равнина побелела, и для подсчета потерь были сложены высокие горы из черепов. Армия снова обосновалась в Сиветоте, заново воздвигла каменные стены. Кости погибших перемалывали, превращая их в строительный раствор, или складывали вместо булыжников между камнями. Таким образом, Жан и его пес смогли наблюдать за паломниками, чей поток продолжал течь с запада к Иерусалиму. Маленький Петр отправился с ними, чтобы осуществить свою мечту.

Завоеватели

1096–1099 годы

Робер де Сент-Авольд был самым высоким рыцарем в Лотарингии. В этом герцогстве у честолюбивых молодых людей было принято испытывать себя, вызывая всех желающих на поединок к часовне Святого Георгия. Половина всех рыцарей герцогства сражалась на этом месте с различными результатами, но Роберу де Сент-Авольду это сделать так и не удалось. Огласив вызов, он три дня еще надеялся, посвящал свое оружие святому Георгию, сулил ему серебряный подсвечник, хотя с трудом мог себе позволить такой богатый дар, но все было тщетно. Не нашлось настолько безрассудного храбреца, который отважился бы выступить против него.

Робер хвастался этим случаем, сбрасывая с огромных усищ пивную пену жестом, за которым пытался скрыть тревогу. Как безземельный младший сын, он вынужден был надеяться лишь на силу своей правой руки. Он был достаточно здравомыслящим человеком, чтобы понимать: бескровная победа ничего ему не дает.

Когда Готфрид Бульонский, герцог Нижней Лотарингии, стал крестоносцем, он послал за Робером, доводившимся ему дальним родственником, и предложил место среди рыцарей в своей свите. Будучи сам высоким мужчиной, Готфрид не опасался проиграть в сравнении с огромной фигурой своего вассала. Напротив, он был рад иметь среди сопровождающих столь величественного воина.

От радости Робер едва не расплакался. Целую ночь преклонял он колени в часовне Готфрида, изливая свои чувства святому Мартину, также бывшему солдатом. Его сердце просто разрывалось – так он жаждал приключений, желал доказать свою значимость и заслужить место среди великих людей. Никогда он не надеялся, что все это будет предложено ему в армии Бога и всех его святых и что, осуществив то, чего ему более всего хотелось на земле, он может также покорить небеса. Со страстью он дал святому Мартину торжественный обет, пообещав атаковать неверных раньше всех остальных доблестных рыцарей в армии. На следующее утро, чтобы быть достойным чести принять крест, он прежде всего исповедался и получил отпущение грехов. Несколько месяцев спустя, в то время когда Маленький Петр уже достиг Константинополя, счастливый Робер

де Сент-Авольд выехал за своим господином на поиски счастья.

Путешествие сопровождалось множеством знамений и чудес, они свидетельствовали, что Бог постоянно был с ними. Робер не ожидал, что и ему святые подарят видение, ведь для этого было так много набожных священников. Но его мечты укрепили веру, и он видел падавшие звезды и облачные образования, которые называли ангельскими отрядами. Славно было ехать в армии Божьей к воплощенному земному блаженству – Его Священному Граду.

Могущество креста не упростило задачу командования экспедицией. Рыцарям свиты потребовалось немного времени, чтобы присмотреться к своему сюзерену. Герцог Лотарингский был набожным христианином и рыцарем, высоким, светловолосым и красивым, но не был настоящим вождем. Когда герцог не понимал, что нужно делать, он оставлял других гадать о его намерениях, но в то же время ревниво, как и любой слабый человек, оберегал свою власть. Он предпочитал, чтобы его сторонники были глуповаты, и испытывал слабость к Роберу де Сент-Авольду, который из-за своего роста, громыхающего голоса и всегда хорошего настроения казался недалеким. Робер стремился служить и отвечал преданностью, на которую личные неудачи Готфрида никак не влияли. В самом деле, он чувствовал себя защитником своего господина, и особенно в те дни, когда армия прибыла в Константинополь.

Никому из них не понравились жители Восточной империи.

– С какой стати они так высокомерно смотрят на нас? – недоумевая спрашивал Робер у Жильбера де Турне, одного из самых молодых рыцарей из отряда Готфрида. – Им не хватило мужества защитить Божью Землю от неверных, и теперь, когда я их вижу, меня это не удивляет. – Он стоял на углу улицы Месе и Бычьей площади, хмуро глядя на катившуюся мимо карету, сопровождаемую пешими слугами в тюрбанах; находившаяся в карете накрашенная женщина надменно смотрела на него. – Я что, должен уступать им дорогу? – Расправив плечи, он стоял, как огромная скала, и всему бурному в час пик потоку экипажей приходилось объезжать его и разделяться надвое.

Жильбер де Турне обиженно смотрел вверх на колоннаду улицы Месе, с ее темными торговыми лавками, полными товаров, побуждающих к грабежу.

– Будь у меня сейчас за спиной полроты, я бы заставил попрыгать этих торгашей!

Со свирепым видом он положил руку на меч, и проходивший мимо коротышка в испуге отшатнулся от него. Жильбер засмеялся и сплюнул себе под ноги.

– Ты не должен этого делать при дворе, – проворчал Робер, с неудовольствием вспоминая императора Алексея, чья золотая парча, алые сапоги и сверкающие драгоценности произвели на него раздражающее впечатление. – Все они такие высокородные, такие надменные, что в их присутствии неудобно даже откашляться. Но когда дело доходит до продовольствия, вьючных животных, осадных машин, проводников или кораблей, оказывается, что ничего не готово. Они же сами просили нас сюда прийти, разве не так? – Он с трудом сдерживал гнев.

Император был спокоен. Он показал свою щедрость, раздав герцогу Готфриду и его вассалам богатые подарки. Однако продовольствие поступало медленно, дать корабли он обещал, но в неопределенном будущем. Когда Готфрид неуклюже пытался использовать армию, чтобы сократить сроки, император вовсе перестал давать продовольствие и подтянул на защиту города наемников. Готфрид был вынужден уступить и оказать Алексею почести, как сюзерену всех земель, которые они могли завоевать.

Из-за проволочек армия была неспокойна. В своем воображении эти люди уже одерживали невероятные победы. В мгновение ока с Божьей помощью они оказались бы в Священном Граде, где Робер поклялся зажечь свечу перед Гробом Господним. Другим его пожелание казалось чересчур скромным.