Крестовый перевал
Шрифт:
— Под Марсом, — шепчет Юрка.
— Под Марсом, — повторяю нацарапанную на металле фразу.
Юркины глаза широко раскрыты, грудь вздымается от частого, глубокого дыхания.
— Я узнал, — говорит он. — Я узнал, Паша!
— Чего ты узнал?
— Почерк! Андрея почерк — понимаешь!
— С чего ты взял?
— В написании печатной буквы «Д» он всегда обходился без ножек. Видишь, тут нижняя горизонтальная палка — и по бокам никаких ножек!
Факт понятный,
— Это послание, Паша! Они специально нацарапали его на крышке! — ликует парень.
— Потише, — охлаждаю пыл, — нас могут услышать.
Он кивает и показывает ладонью, как работает задумка:
— Смотри! Крышка открывается наружу и…
— Что «и»?
— И надпись освещается дневным светом — читай на здоровье. Нас с тобой сюда заталкивали впопыхах, поэтому мы и не обратили внимания!
— В общем-то, верно. Но было бы неплохо разобраться в смысле этого послания. Ты хоть знаешь, в какой стороне находится Марс?
— Смотря в какое время суток, если ты говоришь о планете.
— О планете. А о чем же еще?
— А при чем тут планета, Паша? — воззрился он на меня, как на идиота. — Андрюха имел в виду монету с изображением бога войны Марса, которую я привез ему из Рима. Неужели не вкуриваешь?
Вот теперь вкурил. И про монеты вспомнил.
Появляется надежда, мы оба оживляемся. Посовещавшись, решаем искать монету, которая обязана на что-то указать.
При наличии двух источников света можно было бы разделиться и начать поиски с противоположных сторон коридора. Увы, мы обречены вдвоем ползать вокруг единственного фонаря…
— Есть-есть-есть!! — трясет рукой Юрка. В руке на крепкой шелковой нити скачет небольшой кружок из желтого металла. — Я нашел, Паша! Это она!..
— Тихо, тихо, — успокаиваю молодого человека и рассматриваю монету. Точно — Андрей показывал мне ее незадолго до смерти. Прошу: — Ткни пальцем — где она лежала?
Парень опускается на корточки.
— Вот тут — у стены под слоем пыли.
Все правильно — случайно обнаружить тайник под стеной практически невозможно.
Присаживаюсь рядом и вместе с Юркой разгребаю рыхлую пыль. Под ней оказывается довольно прочная слежавшаяся субстанция, которую голыми руками не разрыть.
Юрка хлопает себя по карманам и разочарованно объявляет:
— У меня, кроме зажигалки — ничего. Они и ремень с меня сняли.
— Подожди-ка. — Распутываю бинты на поврежденной ладони. Вынимаю из-под них небольшой перочинный ножик. — Видал?
— Откуда он у тебя?
— Ирэн твоя обеспечила.
— Никогда не называй ее моей! — цедит мальчишка. — И вообще… будь моя воля — стерилизовал бы всех стерв!
— Ну, этот крутой сталинский принцип нам известен: нет негров — нет
Через четверть часа мы осторожно извлекаем из выдолбленной в бетонном полу ниши увесистый сверток. Сверху тонкий целлофан — в таких мешочках наши бойцы хранят фотографии близких. Под мешком хорошо сохранившаяся тельняшка. В ней стопка бумаг, Андрюхин «ПМ» с запасным магазином и россыпью патронов и три гранаты «Ф-1».
— Слушай, Паша, — изумленно глядит Юрка на боеприпасы, — а ведь амбал, назвавшийся Волковым, почти угадал! Он рассказывал, будто у Андрея и его ребят оставались гранаты. Откуда он про это знал?
— Ничего сложного, Юра. К сожалению, настоящий Волков — Тогжан Каскыров — был ярым поклонником алкоголя. Служба в спецназе ВДВ, командировки, война, постоянная занятость — сдерживали увлечение в разумных границах, обязывали сохранять хорошую форму. А стоило парню уволиться из армии, как дисциплина с самоконтролем остались в прошлом; вместо востребованности появились излишки свободного времени. Для Тогжана это было равносильно приговору — он наверняка начал спиваться. Ну, а выкачать информацию из опустившегося человека проще простого: наливай да слушай.
— Ты прав, — тяжко вздыхает Юрка.
Он перебирает в желтом фонарном свете два десятка фотографий, какие-то сложенные вчетверо пожелтевшие справки, военный билет рядового Синицы… Вдруг натыкается на записку и опять узнает почерк брата.
Проглотив вставший в горле ком, подает клочок бумаги и севшим голосом просит:
— Паша, прочитай, пожалуйста. Я вряд ли разберу.
Глаза тут ни при чем. Он едва сдерживает слезы.
Осторожно беру небольшой лист, поворачиваюсь к свету…
— Ты уверен, что нам ничего не угрожает? — настороженно и уже в третий раз интересуется младший Ткач.
— Осколки нас точно не достанут. — Стараясь не шуметь, приторачиваю к основанию люка три гранаты.
— Что же им помешает?
— Дверь. Толстая стальная дверь, за которой мы спрячемся, услышав, как утром бандиты открывают люк.
— А тоннель выдержит?
— Должен выдержать. Его же не наши алкаши строили.
— А эта… как ее…
— Взрывная волна?
— Да! Она бошки нам не расплющит? Здесь ведь замкнутое пространство.
— Не замкнутое — гранаты взорвутся, когда внешний люк будет открыт. По ушам чуток шарахнет, но это, поверь, не смертельно.
На самом деле, травмы из-за многократно отраженной от стен тоннеля ударной волны нам будут обеспечены. Кровь из ушей, частичная потеря слуха, сильные головные боли, возможно — проблемы с легкими. Что-то из этого набора каждый из нас непременно получит. Зная Юркину нетерпимость к физической боли, решаю не стращать его последствиями. Что будет, то и будет — выбора у нас все равно нет.