Крестовый поход детей
Шрифт:
«Да укрепит Господь руку твою», — сказал он первому в шеренге — юноше с угреватыми щеками. Он легонько коснулся лба юноши средним и указательным пальцами, и тот улыбнулся в ответ.
«Да направит Господь твои стрелы точно в цель», — сказал он второму солдату, вооруженному только спортивным луком.
«Да сделает Господь точным твой прицел», — сказал он Даниэле, стоявшей третьей в ряду. Девушка поморщилась, но склонила голову.
Так прошел всю шеренгу, переходя от солдата к солдату. Вдруг из глубины комнаты выбежала маленькая
– Чего ты хочешь, Мика? — с нежностью спросил Джон.
– Я хочу пойти с вами. Я тоже хочу сражаться!
– Не говори глупостей, — оборвал Вагант и попытался отвесить ему подзатыльник, но мальчик ловко от него увернулся.
– Возьмите меня с собой! Я умею сражаться!
– Неправда.
– Я научусь!
Вагант встал прямо напротив него и изобразил злое лицо.
– Может быть, но не сейчас. Когда я вернусь, я возьму тебя в экспедицию. Обещаю тебе.
– Но почему не сейчас?
– Потому что ты слишком маленький. Прекрати упрашивать, парень, или я тебя отсюда вышвырну.
Мика был в отчаянии. Он весь покраснел и, казалось, готов был вот-вот расплакаться.
– Лео всего на два года старше меня, — возразил он и показал пальцем на мальчика в дальнем конце шеренги.
– Я сам решаю, кого я беру с собой, а кто остается, — отрезал Вагант и отвернулся.
Глаза Мики наполнились с трудом сдерживаемыми слезами.
Джон наклонился к нему.
Затуманенному взору Мики почудилось, что вместе со священником к нему наклонилась очень красивая девушка. Он проглотил слезы.
– Не настаивай, Мика, — прошептал Дэниэлс. — Вот увидишь, скоро придет и твой час. В Библии сказано, что для всего есть свое время. Твое время сражаться придет даже слишком скоро. А пока что ты должен расти, учиться. Всему свое время.
Ребенок смотрел на него в упор, как будто желая заставить священника и странную девушку первыми отвести взгляд. Но этого не произошло. Мика опустил голову и раздосадованно выбежал из комнаты.
– Этот ребенок очень важен для будущего, — прошептал в сознании Джона голос Алессии.
Было так чудесно вновь обрести ее голос, ее лицо.
– Где ты была, пока я был слеп?
– Я все время была с тобой.
– Но я не видел тебя.
– Но теперь ведь видишь.
– Мой грех правда прощен?
В голове Джона раздался смех Алессии, переливавшийся, как водопад серебряных монет, как звон хрусталя.
– Ты же слышал, что сказал Монах. Ты прощен.
– Монах сказал, что меня простил мой Бог. Что он знает о моем Боге?
– То же, что и я, то же, что
– Мы готовы выступать.
– Что?
– Я сказал, что мы готовы выступать, — повторил Вагант, оторвавший священника от его видений.
Джон кивнул. Взглянул на молодого человека. Казалось, его ни капли не смутило чудо, свидетелем которого он только что стал, — чудо возвращения зрения слепому.
Потом Дэниэлс понял. Точнее, что-то внутри него помогло ему понять: Вагант воспринимал беспорядочный и абсурдный мир, рожденный в пламени ядерной катастрофы, самым правильным из всех возможных способов. Он попросту воспринимал каждое новое явление как изолированное, спокойно и особо не вдумываясь. Если на свете и существовал более правильный способ воспринимать реальность, Джону Дэниэлсу ничего о нем не было известно. Этот способ был действенным, и Ваганту этого было вполне достаточно В новом мире, в котором все они очутились, лучшей стратегией выживания было мыслить как можно более гибко.
Если бы только Управляющий понимал это.
Он и Вагант были двумя столпами этой маленькой, невероятной общины, жизнь которой Джон, направляемый высшей волей, пришел потревожить. Управляющий был воплощением постоянства, рассудительности, умения делать правильный выбор в нормальных условиях. Если считать, что после Страдания слово «нормальный», продолжало иметь хоть какой-то смысл.
Но существовали такие моменты, когда выбор нужно было делать, руководствуясь не здравым смыслом. Моменты, когда выбор требовал смелости и решимости. И в такие моменты самым подходящим человеком был Вагант.
Жаль, что Дон не смог этого понять.
Но зато это понимали юноши и девушки, которые стояли, выстроившись в ряд перед своим командиром. В их взглядах читались одновременно гордость и страх, а также сильнейшая неуверенность.
– Думаю, тебе стоит сказать что-нибудь своим людям. Произнести речь, — подсказал Монах начальнику разведчиков.
– Я сделаю это. Но сначала скажи мне одну вещь. Ты пойдешь с нами?
– Нет.
– А кто-нибудь из… твоих? Вы поможете нам? Вы будете сражаться вместе с нами?
Монах отрицательно покачал головой.
– Есть вещи, которые мне запрещено делать. Мне и таким, как я. В этой битве вы будете одни. Но в то же время и не одни. И вы победите не только ради себя.
«А теперь не задавай мне больше вопросов и поговори со своими людьми», — заключил Монах уже не вслух, а в сознании молодого человека.
Вагант на некоторое время задумался.
Потом повернулся к шеренге вооруженных юношей и девушек. Он научил их всему сам. Он знал каждого из них лично. Знал их способности и их недостатки. Он мог рассчитывать на каждого из них. При мысли о том, что кто-то из них может погибнуть в этот день, у него сжималось сердце.