Крестовый поход детей
Шрифт:
Он использовал нож: сначала для того, чтобы нацарапать на стене свои последние слова, а потом — чтобы вскрыть себе вены.
Самуэль проснулся утром рядом с посиневшим трупом.
Он долго рыдал, как ребенок. Потом прочел нацарапанную на кирпичах надпись.
Это было признание в любви к самой красивой девушке из их убежища, которая даже не знала бы, что ей делать с любовью такого ничтожества.
Самуэль
Ветер утих. Перед ним простиралось черно-серо-белое пространство. Бесцветный мир. Даже пятно свернувшейся крови казалось черным, а не красным.
Самуэль побежал по снегу. Он бежал и бежал, пока у него не перехватило дыхание, а потом, добежав до середины бесцветного ничто, начал крутиться вокруг себя, как дервиш, все быстрее и быстрее, пока не выбился из сил.
Он упал, и его поглотил грязный снег. Мир в поцарапанных и тусклых стеклах противогаза продолжал кружиться и кружиться.
Потом решетка под ним треснула, и Самуэль полетел вниз с раскинутыми, как на распятии, руками.
Снег смягчил падение. Острые металлические осколки чудесным образом не вонзились в тело, а только продырявили плащ.
Он продолжал лежать. Снял противогаз. Падавший с неба снег гладил лицо своими ледяными пальцами и смачивал запекшиеся сухие губы.
Самуэль закрыл глаза… Шорох снега вскоре сложился в слоги, в слова, как на незнакомом языке.
Потом он снова открыл глаза. Сколько прошло времени? Быть может, всего несколько мгновений. Быть может, много часов.
Из слов, которые нашептал снег, он запомнил только одну фразу.
Он запомнил ее наизусть, но только много лет спустя, выучив иврит, наконец понял, что она значит.
И в тот момент окончательно убедился, что тогда, в надире его жизни, с ним действительно говорил Бог.
Самуэль поднялся, с удивлением осознав, что не испытывает боли. Голова была так же легка, как и тело. В исступлении показалось, что если бы он захотел, то мог бы взмахнуть руками, как крыльями, и вылететь из ямы. На стене была металлическая лестница. Он мог бы подняться по ней.
Но Самуэль предпочел оглянуться вокруг. В одной из стен он увидел железную дверь. Даже не дверь, а маленькую дверцу, — но ведь и он был тогда очень худ.
Замок был не заперт. Бессознательно — или, как он потом убедил себя, следуя воле Божьей, — Самуэль просунулся в темноту за дверью и полетел.
Сила притяжения тянула его вниз и вперед.
Это
В слабом свете, просачивавшемся сквозь дверцу, он различил очертания огромного котла. Судя по виду, котел был очень старый. Казалось, подвал заброшен уже много веков. Самуэль зажег одну из немногих полезных вещей, выданных им в убежище, — маленький масляный фонарик со стеклянными стенками. Во время падения он чудесным образом не разбился. В его свете Самуэль смог лучше разглядеть комнату.
Первым, что он увидел, была еда. Жестяные консервы, стеклянные банки, пластиковые бутылки. Все аккуратно расставлено по полкам. К каждой упаковке прикреплена бумажка с датой — вероятно, со сроком годности. Это были военные пайки с очень долгим сроком хранения. Кроме того, выжившие в катастрофе научились не обращать внимания на даты. Часто продукты с истекшим сроком годности оказывались пригодными в пищу.
Вторым, что увидел Самуэль, были книги. Сотни книг.
Третьим — старик. Он сидел за письменным столом. Голова запрокинулась назад и покоилась на спинке кресла. Распахнутый рот зиял черным провалом.
С момента его смерти прошли годы. Волосы и борода были белы как снег. Пустые глазницы смотрели в потолок.
На старике был домашний халат, надетый на несколько слоев рубашек и свитеров. Правая рука лежала на книге. Самуэль не тронул ее.
Тело старика пахло пылью и какой-то непонятной специей.
Самуэль прожил в этом подвале больше трех месяцев. Тяжелая металлическая дверь была заперта. Найти ключ ему не удалось.
Найденная еда вернула ему силы и вес. Он очень осторожно пробовал ее перед тем, как есть. Но кроме пары случаев дизентерии с ним не случилось ничего плохого.
Отходы он палил в котле, который научился разжигать. Там же, во чреве этого рычащего монстра, вскоре оказалась и вся деревянная мебель. Как легкая закуска в глотке дракона. В углу подвала сохранился небольшой запас угля.
Красноватый свет, лившийся из стеклянного окошка котла, давал Самуэлю чувство защищенности, которого он никогда прежде не знал. В день катастрофы он был слишком мал, чтобы запомнить чудеса центрального отопления.
Запас свечей казался практически неисчерпаемым. Они прекрасно сохранились, — за все это время в убежище не проникла даже мышь.
В первое время Самуэля смущало соседство предыдущего жильца. Однако со временем он совсем перестал замечать его. Это соседство стало нормальным.