Крестовый поход
Шрифт:
Из Бостона звонил дядя, он попросил их включить новости. Через минуту в гостиной собрались все: папа Че, бабушка и они с Дженн. По телевизору в прямом эфире шла передача из здания Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке: передавали обращение вампиров к правительствам и народам всего мира. Дженн смотрела, так сильно сжав ей руку, что у нее онемели пальцы. Дедушка с бабушкой с мертвенно-бледными лицами уставились в экран, на котором стараниями операторов крупным планом возникали то кроваво-красные глаза, то сверкающие клыки этих чудовищ.
Мир
То, что сказал дед, когда телевизор выключили, ее дедушка, носивший на плече татуировку в виде голубя мира, поразило Хеду.
— Мир во всем мире… обман, большой мыльный пузырь, — тихо проговорил он, обернувшись к бабушке.
— Хеда, ты почему ничего не ешь? — спросил один из дядюшек, проходя мимо.
Хеда вздохнула и посмотрела на Дженн: та стояла в другом конце комнаты и спокойно разговаривала с одним из друзей папы Че.
Хеда помнила тот день, когда Дженн ушла из дома, помнила ту ужасную ссору. Поправка: последнюю ужасную ссору в доме. Дженн всегда ссорилась с папой. Хеда знала, что когда-нибудь он добьется того, что она уйдет из дома, как знала, что в тот Валентинов день наступил конец света.
Как безумная, Хеда сунула в рюкзачок нижнее белье, зубную щетку, мобильник и три тысячи долларов, которые накопила на зимние каникулы и выскочила из дома вслед за старшей сестрой.
Но мама догнала ее на «Вольво», вернула домой и на целый месяц заперла дома, запретив даже упоминать имя сестры. И строго-настрого приказала: если Дженн попытается с ней связаться, немедленно сообщить ей или папе.
А Дженн в тот день мама так и не догнала. Да вряд ли и пыталась.
— Как дела?
К ней подошла и подсела на пустую табуретку рядом Тиффани, ее лучшая подружка.
Тиффани была голубоглазой блондинкой в черной, широкой юбке и рубашке с кружавчиками, тоже черной, но другого оттенка. Одежда явно из чужого гардероба. Черный — не ее цвет.
Хеда глубоко вздохнула.
— Хочешь поесть? — спросила она, подвинув ей тарелку.
— Нет.
Тиффани схватила тарелку и бросила ее в мусорный бак.
— Вот и все.
Хеда посмотрела на свои руки, не зная, чем их занять. В конце концов положила на колени.
— Тошнит от всего этого, — сказала Тиффани.
Хеда кивнула, и какое-то время они сидели молча.
Вокруг ходили и разговаривали люди, словно, находясь в постоянном движении, они могли избавиться от ненужных мыслей. Звенел дверной звонок, входили новые люди с цветами и скорбными лицами. Когда они приближались, Хеда боролась с желанием чихнуть. Горло перехватывало, предвещая очередной приступ астмы, а ингалятор, увы, она забыла дома, на полке в ванной комнате. Иногда мама носила в сумочке запасной, но в крохотной черной сумочке, которую она сейчас держала под мышкой, он явно не поместится.
— Так давно не видела сестру, — Тиффани сморщила носик, неожиданно прерывая молчание.
— Да, — неопределенно отозвалась Хеда.
Ей не хотелось говорить с Тиффани о Дженн.
— Слушай, поговори ты с ней, объясни, что она неправа насчет этих парней, вампирчиков.
Хеда закатила глаза. Как минимум половина девчонок в школе, в том числе и сама Тиффани, считали вампиров существами ужасно романтическими, как каких-нибудь эльфов или русалок, и ласково называли их вампирчиками. Они щеголяли глубокими вырезами на платьях и кофточках, которые, казалось, так и кричали: «Кусни меня!»
Тиффани тронула пальчиком ожерелье с фигуркой летучей мыши, держащей в коготках сердечко. Девочки, подобные Тиффани, носили такие ожерелья в знак того, что простые парни их совсем не интересуют, что они западают только на «вампиряшек».
Хеда подняла голову и увидела, что к ним направляется Дженн. Ей стало стыдно за подружку, и она снова низко опустила голову. Интересно, знает ли Тиффани, что побрякушка, висящая у нее на груди, олицетворяла полное и даже оскорбительное отрицание всего, чему служит Дженн. Вампиров Дженн убивает. И никогда не полюбит кого-нибудь из этих чудовищ.
Хеда глубоко вздохнула. Ну, да, конечно. Тиффани, может сколько угодно не понимать, кто такие эти вампиры, родители могут сколько угодно считать, что вампиры стремятся к мирному сосуществованию, но ей-то, как и Дженн тоже, все прекрасно видно. И пора уже и ей что-то делать, как это делает Дженн.
— Привет, Тиффани, — сказала Дженн. — Хеда, мама хотела бы знать…
— Возьми меня с собой, — перебила ее сестра.
Обе девушки посмотрели на нее с немым изумлением. И без того бледное лицо Дженн побелело, как мел.
Хеда закатила глаза, болезненно переживая свою ущербность.
— Ну, в Саламанку, когда поедешь обратно.
— Что? — вставая, спросила Тиффани.
Сощурившись, Дженн молча смотрела на сестру. Потом быстро тряхнула головой.
— Я хочу делать то же, что и ты, — сказала Хеда, понимая, как отчаянно звучит ее голос.
— Тиффани, извини, нам с сестрой надо поговорить, — сказала Дженн. — Ты не оставишь нас на минутку?
— М-м-м, конечно, — ответила Тиффани; пятясь, она пыталась заглянуть Хеде в глаза. — Как скажешь.
— Я уже приготовилась, упаковала вещи. Начала готовиться, как только узнала, что ты приезжаешь. Ну, пожалуйста. Я буду хорошо учиться, у меня получится, я обещаю.
— Выкинь из головы, — вдруг раздался за ее спиной сердитый голос.
Хеда резко обернулась и увидела отца: он смотрел на нее сверху вниз, глаза его пылали от ярости. Внешне он был очень похож на деда, на папу Че: с высоким лбом, кареглазый — и вместе с тем у них с отцом не было ничего общего.
— Никуда ты не поедешь.