Крейсер Ее Величества «Улисс»

Маклин Алистер

Из двух трехтрубных аппаратов, установленных на главной палубе за второй трубой, стремительные и грозные, выглядывали торпеды 533 мм диаметром, в каждой — заряд в 340 килограмм тринитротолуола. Но аппараты эти еще ни разу не использовались.

Таков был «Улисс». Наивысшее для своего времени достижение человека, апофеоз его стремления — слить воедино научную мысль и звериный инстинкт, чтобы создать совершеннейшее орудие разрушения. Это был великолепный боевой механизм до тех лишь пор, пока находился в руках надежного, сработавшегося экипажа. Корабль — любой корабль — таков, каков его экипаж, ничуть не лучше.

А экипаж «Улисса»

распадался на глазах: хотя кратер вулкана был заткнут, грозный рокот не умолкал. Первые признаки новой опасности появились три часа спустя после выхода «Улисса» из гавани. Расчищая фарватер, впереди крейсера шли тральщики. Однако командир корабля не ослаблял бдительности. Именно поэтому и сам Вэллери, и его корабль были до сих пор целы и невредимы.

В шесть часов двадцать минут каперанг распорядился поставить параваны — торпедообразные буи, выпускаемые по одному с каждой стороны форштевня на специальных тросах. По законам гидродинамики минрепы — тросы, соединяющие мины с их якорями, — должны отводиться тросами прочь от корпуса корабля, к параванам, где их рассекают специальные резаки, и мины всплывают. Затем их подрывают или расстреливают огнем стрелкового оружия. [9]

9

С развитием неконтактных мин, после Второй мировой войны, параваны сняты с вооружения.

Работа параванов:

Спуск паравана:

В 09.00 Вэллери приказал убрать параваны. «Улисс» сбавил ход. Капитан третьего ранга Кэррингтон, отправился на полубак проследить за операцией: матросы, лебедчики и унтер-офицеры, в чьем заведовании находились параваны обоих бортов, уже стояли на своих местах. Стрелы для подъема параванов, находившиеся позади бортовых ходовых огней, были спешно поставлены в рабочее положение. Установленные на орудийной палубе второй башни трехтонные электролебедки мощным плавным усилием начали натягивать тросы; вскоре из воды показались параваны. Тут-то и случилась беда.

Виновен в случившемся был матрос первого класса Ферри. На лебедке левого борта оказался неисправным выключатель. Лебедкой управлял Ральстон, психологическое состояние которого в данный момент было таково, что помыкать собой всякому ничтожеству он просто не мог позволить. Карслейку просто не повезло, окажись на месте Ральстона любой другой матрос все наверняка пошло бы по более благоприятному сценарию. Но именно поведение Карслейка после произошедшего запустило цепочку событий, приведших в результате к возмущению всего экипажа.

Присутствие младшего лейтенанта Карслейка на палубе, он руководил работами по подъему левого паравана, явилось следствием целого ряда ошибок. Первой из них была ошибка его отца, отставного контр-адмирала, который, полагая, что сын одного с ним поля ягода, в 1939 году забрал его из Кембриджа в далеко не юном возрасте (Карслейку-младшему стукнуло уже двадцать шесть) и, в сущности, навязал свое чадо флоту.

Вслед за первой последовали другие ошибки: недостаточная принципиальность командира корвета, первого начальника Карслейка (знакомый его отца, он, грешным делом, представил Карслейка к офицерскому званию); недосмотр аттестационной комиссии на «Кинг Альфреде», которая присвоила ему такое звание; наконец, промах старпома

«Улисса», назначившего его на должность, хотя он и знал о некомпетентности Карслейка и его неумении командовать людьми.

Лицо Карслейка, точно у сверх-породистой лошади, было длинное, худое и узкое, с бледно-голубыми глазами навыкат и торчащими вперед верхними зубами. Белокурые волосы жидки, брови изогнуты в виде вопросительного знака. Под длинным, острым носом, под стать бровям, изгибалась верхняя губа. Речь его представляла собой пародию на язык, каким говорят нормальные англичане: краткие гласные у него получались, долгими, а долгие — бесконечными, да и с грамматикой он не всегда был в ладах. Он лютой ненавистью ненавидел флот, ненавидел начальство, медлившее с представлением его к очередному званию, ненавидел матросов, которые платили ему той же монетой. Словом, младший лейтенант Карслейк воплощал в себе все самое порочное, что порождала английская система привилегированных частных школ.

Тщеславный заносчивый мужлан и недоучка, он стал посмешищем экипажа.

Он и теперь выставлял себя на посмешище. Забравшись на спасательные плоты, широко расставив ноги для лучшей устойчивости, он кричал, отдавая матросам бессмысленные, ненужные распоряжения. Главный старшина Хартли стонал, но, соблюдая субординацию, вслух не произносил ни слова. Зато матрос первого класса Ферри чувствовал себя гораздо раскованней.

— Глянь на их сиятельство, — обратился он к Ральстону. — Перед командиром так и распинается, землю роет. — Он кивнул в сторону Вэллери, стоявшего на мостике метрах в шести от Карслейка. — И, наверно, думает: «До чего здорово это у меня получается!»

— Оставь Карслейка в покое. Лучше за тросом следи — посоветовал ему Ральстон. — Да сними ты эти проклятые рукавицы. А не то…

— Знаю, знаю, — насмешливо перебил его Ферри. — А не то их зацепит тросом, и меня намотает на барабан лебедки, — добавил он, ловко подавая трос. — Ничего, корешок, с кем с кем, — а уж со мной-то этого не произойдет.

Но он ошибался. Внимательно наблюдавший за раскачивающимся параваном Ральстон бросил взгляд на лебедку. Он заметил разорванную прядь на тросе всего в нескольких сантиметрах от руки Ферри, увидел как острая проволока впилась в рукавицу к потащила ее вместе с рукой к вращающемуся барабану. Ферри даже крикнуть не успел.

Реакция Ральстона была мгновенной. Он ткнул пальцем в кнопку «стоп». — Не работает. Пытаться остановить вращение ножным тормозом времени не было, хотя находился он не так уж далеко. И Ральстон изо всех сил крутанул реверс, в долю секунды переключив лебедку на «полный назад». В то же мгновение, как раздался крик Ферри, чье предплечье угодило между тросом и барабаном, послышался глухой взрыв, и лебедка, стоимостью в пятьсот фунтов стерлингов, окутанная клубами едкого дыма (сгорел ее электромотор), остановилась, в мгновение ока превратившись в груду лома.

Под тяжестью паравана трос начал сматываться с барабана, вращая его и увлекая за собой Ферри. Трос проходил сквозь блок — киповую планку (там и было установлено стопорное устройство) находившуюся в шести метрах от лебедки. Если бы Ферри повезло, он потерял бы только руку. Ферри был уже почти в метре от киповой планки, когда Ральстон изо всей силы нажал на педаль тормоза. Взвизгнув, барабан застыл как вкопанный, трос оборвался и параван бултыхнулся в море.

Карслейк слез с плота с лицом, перекошенным злобой.