Крик души
Шрифт:
И скребущееся за створки совести чувство вины, вызывающее стыд и болезненное осознание ошибки, бесило и коробило девушку ровно так же, как и вынуждало снова быть сильной и признать случившееся.
Даша сделала уроки, посидела над учебниками, поискала нужный материал в интернете, то и дело глядя на часы и ожидая с острым давлением в груди, когда откроется входная дверь, прислушиваясь к пугающим, безумно монотонным звукам тишины пустой квартиры. Антон так и не появился. Раньше он никогда не возвращался так поздно… Но и повода для столь позднего возвращения у него раньше не было. А сейчас… ему нужно было остыть. Как и ей. Но сама-то
Разозлилась на себя, — какого черта ее волнует, что с ним и где он сейчас? Ему двадцать пять лет, уже не мальчик и прекрасно сможет о себе позаботиться! Потом разозлилась и на него тоже, — какого черта он не предупредил ее, где сейчас находится и когда вернется? А затем… разве имеет она права требовать от него подобного, после того как сама так пренебрегла его беспокойством?
Застонав, уронила голову на руки и зажмурилась, злясь на себя. Кто из них эгоист, так это он!
Переодевшись в пижаму, купленную Антоном, Даша направилась на кухню, чтобы выпить молока.
Настенные часы в гостиной уныло и хладнокровно тикали, раздражая ее своим тиканьем.
Двенадцать сорок пять. Многоуважаемого опекуна еще не было.
Поджав губы и бросив быстрый взгляд в сторону входной двери, девушка поспешила на кухню. Зажгла свет и… увидела ее. Свою записку, валявшуюся в углу. Смял, выбросил, негодовал. Даша стояла в дверях как вкопанная, не в силах пошевелиться. Сердце забилось с удвоенной силой, а виски разрывало от гула. И почему так душно, так мало воздуха, она задыхается!.. Сделала нетвердый, неуверенный шаг вперед и…
Скрежет открываемого замка привел ее в чувство, Даша дернулась, боясь пошевелиться. Но, взяла себя в руки, быстро опомнилась и, кинувшись к полке, схватила стакан, поставила его на стол в тот момент, когда в комнату вошел Антон. Расслабленный, успокоившийся, не злой, но… уставший. Она это сразу отметила.
Даша полуобернулась к нему, глядя на него и не узнавая. Он это или не он? Другой. Какой-то другой...
— Не спишь? — сухо проронил мужчина и, не глядя на нее, прошел к кухонным полкам.
Наверное, он не ждал ответа, просто констатировал факт, но Даша всё же ответила, ощущая потребность объясниться.
— Я не могла заснуть, — призналась она тихо, глядя в его спину.
Антон что-то промычал, не поворачиваясь к ней лицом, подошел к холодильнику, достал из него пакет томатного сока и налил в стакан, продолжая молчать.
— Я хотела извиниться перед тобой, — выдавила, наконец, из себя девушка, сцепив руки.
И почему так стучит сердце? Она ведь ничего не сделала!
— Но я, действительно, думала, что ты… что записки будет достаточно! Я думала, ты прочтешь ее и не будешь волноваться, с Лесей и Пашей я в безопасности! Я не подумала, что этого будет… недостаточно.
Антон молчал. И молчание било по нервам. Выражение его лица говорило Даше об одном: он не желает об этом разговаривать. Брови сведены, губы скривились, показательно небрежная поза скрывает… что-то, очень ценное и важное, без чего не разгадать его истинных мыслей.
Даша стояла, почти не дыша, разглядывая его и ожидая ответ. Но Вересов, нахмурившись, молчал и пил сок мелкими глотками. И, когда она открыла рот, чтобы сказать что-то еще, мужчина
— Ясно. Ты подумала, — совершенно безэмоционально проронил он, по-прежнему так на нее и не взглянув, продолжая подпирать столешницу и пить мелкими глотками сок.
— Я звонила тебе, — вызывающе вздернув подбородок, сказала Даша. — Когда ты не ответил, я написала эту записку, чтобы сообщить, где нахожусь. Было бы лучше, чтобы я уехала, вообще ничего тебе не сказав?!
— Мне всё ясно, Даша, — сказал Антон, продолжая смотреть в пустоту. — Извини, что накричал на тебя. Иди спать.
Лучше бы он кричал на нее. Каким ужасным было его спокойствие, его… равнодушие! Оно било по нервам, оно почти убивало ее. Даша едва не задохнулась от обиды.
Она хотела возразить, но не знала, что именно может сказать, а потому молчаливо согласилась и вышла из кухни. И знала, что Антон продолжал там оставаться еще минут двадцать.
Сама же она, едва попав в свою комнату, легла в постель, но заснула только через несколько часов.
И с того дня что-то вновь изменилось. Изменения отметили оба, они их ждали, наверное; та ситуация, которая доказала несостоятельность их прежних отношений, повлияла на то, что происходило между ними потом. Всё не могло остаться на былом уровне, что-то треснуло в тот вечер, в ту ночь, что-то безвозвратно было потеряно. Но об этом потерянном, как не парадоксально, не жалели ни Антон, ни Даша. Но то новое, что пришло на смену старому… они боялись этого. Они его не знали, не чувствовали, а потому пугливо убегали от этих новых отношений, так между ними и не построенных. Опять чужие друг для друга.
Что-то изменилось, и Даша знала, что именно. В тот день, когда она впервые почувствовала этот запах. Особенный, ни с чем не сравнимый, мимолетно знакомый. Запах женщины. Именно им был окутан с ног до головы Антон Вересов. Сначала она не осознала, что это он, едва уловимый аромат коснулся ее носа, и много позже дошел до разгоряченного сознания, а потом, когда поняла, что это означает… она смутилась.
Раньше Даша не задумывалась над тем, есть ли у Антона девушка, да и сам он не упоминал об этом, а теперь ей стало отчаянно интересно узнать это. Но она подавляла в себе эти глупые желания. Ни к чему, да и имеет ли это значение? Для нее!? Ну, встречается с кем-то, ну, собирается жениться (что маловероятно, думала Даша), но ей-то до этого какое дело? Подумаешь, завел себе какую-то девицу, и что? В шестнадцать лет она прекрасно понимала, что нужно мужчине в двадцать пять. Тем более такому, как Антон Вересов.
Испытывая к нему весьма противоречивые чувства, Даша тем не менее должна была признать, что он довольно-таки красив. Высокий, не худощавый, со спортивной фигурой, широкими плечами и в меру развитой мускулатурой. Не слащавый, а красивый какой-то мужской красотой, сильной, волевой, дикой красотой не укрощенного хищника. Темные волосы, постриженные всегда по последней моде, дымчато-серые глаза, смотрящие то волком, то орлом; холодные, почти ледяные глаза прожженного циника, они, казалось, смотрят для того, чтобы уничтожить противника собственной бесчувственность. Да, он был бесчувственным, а точнее, хотел таким казаться, — но не был, Даша разгадала его в этом. Она выудила на поверхность то, что он скрывал. Истинные эмоции заядлого обманщика.