Крики в ночи
Шрифт:
— Сюзи! Мартин!
Мы шептали их имена сквозь слезы и не могли больше ни о чем ни говорить, ни думать. Ни о чем, только прижимать их к себе, чуть ли не до боли крепко обнимать, будто боясь, что они снова могут исчезнуть. Но они были живы, пережив эту пытку, только одеты во что-то незнакомое. Тонкое личико Мартина светилось счастьем, и он мог только повторять: „Пап, забери нас!“ Сюзи похудела и выглядела старше. Хотя она была на два года моложе брата, девочка перенесла кошмар лучше него. Но все, что я мог сделать в тот момент, это благодарить Бога,
Мы обнимали и целовали друг друга на виду у всех, пока Клеррар и моя соблазнительница стояли и наблюдали за нами.
— Нужно будет проверить… все ли с ними в порядке… — сказал инспектор. — Медицинский осмотр.
— Пап, пап, они не трогали нас, — без расспросов отозвалась Сюзанна.
— Но нас заперли в таком ужасном месте… — Мартина так и передернуло при воспоминании, — и мы маршировали перед этой старой ведьмой.
Эмма обняла детей:
— Я знаю, знаю, я видела ее… Но все уже кончилось.
Я поцеловал их обоих, чтобы еще раз убедиться, что это не сон. Это были мои вновь обретенные дети, и я мог только повторять:
— Благодарю тебя, Господи.
Сюзи, казалось, подросла, ее волосы были собраны в хвостик, схваченный резинной, бледное лицо светилось счастьем. И Мартин, старший, но более ранимый, был всего-навсего двенадцатилетним пацаненком, в новой одежде из французского магазина, которому нужно подстричься.
— Ой, папа! Они пришли в ту ночь, когда была гроза. Этот ужасный мужчина в маске. И забрали нас. Мы даже крикнуть не могли: он чем-то заткнул нам рты. Когда мы очнулись, нам было плохо, и мы уже сидели в подвале.
— Я там тоже был.
— Они держали нас под землей, чтобы нас никто не видел, а по ночам мы должны были вылезать через люк и разговаривать с сумасшедшей старухой. Она такая страшная. Как дракон.
— Не надо вспоминать об этом, — остановил я сына.
Они всего лишь дети, почему это должно было случиться именно с ними? Я опять обнял их и увидел недостатки собственного характера, которые в конечном итоге привели к этому. А в углу стояла женщина в красном, как пламя, платье, которая воспользовалась моими слабостями. Я почувствовал, что предал самого себя, предал Эмму. Я всех их ненавидел: Эстель, доктора Раймона и эту старуху в проклятом безумном доме, который охранял Ле Брев.
Наши взгляды встретились. Глаза Эстель приобрели цвет холодного голубого неба в морозное утро, и я увидел, что они пусты.
Клеррар двинулся к ней, выдвигая обвинения и объясняя порядок взятия под стражу. Это были обычные формальности, обычные предупреждения. Гул голосов. Подъехали еще полицейские и появилась легкая фигура Ле Брева, прокладывающего себе путь.
— Зачем? Зачем ты это сделала? — спросил я Эстель.
Едва слышным шепотом она ответила:
— Я хотела взять детей… только на время… ради своей матери. И потом… потом… она не разрешала мне вернуть их…
Я успокаивал Сюзи и Мартина, которые вдруг начали плакать:
— Все в порядке, все будет хорошо. Дайте мне закончить это. Подождите…
Но они не уходили. Они прильнули ко мне, и по мере того как комната наполнялась людьми, мне показалось, что мы находимся в театре абсурда, где сценой завладела Эстель.
— Ты провела меня, ты, сука. Почему ты не остановила это?
— Ты все просил и просил меня о помощи. Разве не понимаешь? Я бы отпустила их, как только ты уехал, и никто бы не узнал, где они были.
— Врешь?
Ее стройная девичья фигура походила на статуэтку.
— У тебя есть семья. А я хотела помочь своей семье.
Она судорожно сжала руки. Вспышки фотоаппаратов прекратились, и полиция стала записывать каждое из ее слов, которые она произносила будто в бреду.
— Но когда мы начали искать?.. Когда я поехал в Гурдон?
Она покачала головой:
— Я надеялась, что ты сдашься когда не сможешь попасть в дом.
— И это зная, что мои дети там, в этом невыразимо жутком подвале?
— Я хотела объяснить тебе, — прошептала она. — Я действительно хотела, Джим.
— Не произноси моего имени. Не называй меня так.
Но она не слышала:
— Мне не надо было ввязываться, но прошлое иногда берет свое. Мой брат попросил меня об этом. Затем я… влюбилась в тебя, Джим.
Я слышал, как Ле Брев стиснул зубы, и комната затихла. Где-то в городе люди спали, жили своей жизнью, но в данный момент настоящая жизнь проходила здесь, отделенная от мира полицейским окружением, словно заразная болезнь.
— Как часто ты видела Анри?
— Я была его связью с внешним миром. Он прятался в этом доме. После того, что случилось с нами, когда мы были того же возраста, что и твои дети. Подвал был его укрытием.
— Кто построил его?
— Моя мать, еще до того, как потеряла рассудок.
Тихим голосом Эмма спросила:
— Что Анри попросил тебя сделать?
Эстель посмотрела на свою соперницу, на женщину, у которой она хотела отнять меня.
— Мама очень страдала, у нее начались галлюцинации. Она не узнавала Анри, и это мучило его. Она требовала детей — она звала нас как детей. И Анри сказал, что если мы найдем подходящих детей, они вернут ей рассудок.
— Вы надеялись вылечить ее? — удивленно подняла брови Эмма.
— Нет, просто хотели дать ей немного счастья в ее последние дни. Вы были свидетелями того, как она живет, не видит даже дневного света.
Мои собственные дети внимательно слушали, и я понял, что им нужно знать правду, если она поможет им забыть эти страшные дни.
— Каким же образом возникла эта идея?
— Я отвечала за усадьбу мамы, занималась и сдачей дома внаем. Анри решил, что мы можем найти детей, указав возраст для агентства. Вы ответили и идеально нам подошли. Срочный заказ английской семьи с двумя детьми. Девочка и мальчик, и возраст тот же самый. Я думала… надеялась… что им будет легче. Они не будут понимать языка, когда мы будем выводить их к маме.