Криминал-шоу
Шрифт:
Зоя вскрикнула, чуть не отшвырнула пакет, но удержалась, лишь упустила фонарик. Он тюкнулся о бетонный пол, исчез. Зоя присела, судорожно начала шарить, но хватала и хватала пальцами лишь мерзкий мусор, всякую дрянь. Это она, скомкав, зажала в одной руке с косырем и держала на отлете. Наконец плюнула на фонарик, кинулась вверх по темной лестнице. На второй площадке вспомнила - ключи остались в дверце ящика. Вернулась ощупью. И тут запнулась, к счастью, о фонарик...
В квартире, задыхаясь и уже всхлипывая, Зоя развернула сверток. На окровавленном лоскутке целлофана лежал человеческий палец -
И не сразу, чуть погодя, на клочке бумаги-обертки увидела строку печатными буквами, начертанных красным кровавым фломастером: "Еще ровно сутки".
Еще сутки!
V
Для Игоря день этот начался и длился спокойно. Отлежавшись, он чувствовал себя бодрее, боли приглушились, и - вот чудеса!
– опохмелиться не тянуло. Что значит благородные напитки употреблять.
Рано утром светловолосый сводил его, так же в сумке-капюшоне, в туалет. Сторожил снаружи. Игорь, освободив голову, обнаружил себя в деревянной будке - домов в городе с такими удобствами во дворе имелось полно даже в центре. Ни щелочки, ни дырочки в стенах, черт побери! А так хотелось сориентироваться в пространстве.
Потом потревожили его до вечера всего лишь дважды. Сперва, уже часов в одиннадцать, спустился опять парнишка, принес открытую банку консервов шпроты в масле, помидорину, банан, кусок хлеба и бутылек пепси-колы. Игорь с аппетитом порубал. Парень присел радом на краешек ложа, смотрел. Потом спросил:
– Хотите выпить? Я открою, скажу - сам: мне до вечера не ездить.
– Нет, спасибо, - легко отказался Игорь и улыбнулся.
– А то сопьюсь здесь у вас в алкоголика.
Парнишка улыбнулся в ответ, стыдливо прикрывая рот. Потер свои ручищи, пожал крутыми плечами, чего-то стесняясь. Не выдержал.
– Скажите, вы вот журналист... в газете... Вы в стихах понимаете?
Ну вот, что и требовалось доказать. Игорь снисходительно усмехнулся.
– Сочиняешь?
Парень потупился, зарделся, пригладил потной ладонью вихрастый чуб.
– Сочиняю. Только... Вы бы глянули...
Тетрадка - школьная, голубенькая, скрученная в трубочку, обнаружилась у гангстера-поэта за пазухой. На обложке надпись: Вадим Головко "Стихи". Автор робко протянул ее заключенному литконсультанту. Игорь, прихлебывая пепси, которую выбрало нынешнее молодое поколение, принялся просматривать... Гм!
Все говорят, что Бога нет,
А я хочу, чтоб был.
И чтобы я на всё ответ
У Бога находил.
Чтоб я воскликнул: "Милый Бог,
Прошу я - успокой!"
И Бог, конечно бы, помог
И дал бы мне покой.
Мне непонятно самому,
Чего я так хочу
И странно даже, почему
Не плачу, не кричу?
С ума, наверно, я схожу
Весь свет мне нетерпим!
И, говорят, во сне твержу;
"Любим я? Не любим?"
О, если бы понять я мог
Творится что со мной?
Родной мой, милый, добрый Бог,
Молю я - успокой!
Игорь взглянул на затаившего дыхание автора.
– Совсем неплохо - поздравляю. Поверь, я графоманов повидал. А у тебя что-то есть. Главное - мысль и чувство. Молодец!
Игорь
– Я это еще в школе написал, в десятом...
– Слушай, Вадим, - перескочил вдруг Игорь, - а что ты здесь делаешь среди этих?
– Должен.
– Кому? Что должен?..
Игорь вцепился-впился в парня, начал выматывать-разматывать узелок за узелком кой-какую информацию. Паренек, взбодренный, вдохновленный благожелательным отзывом на свои сочинения, чуть-чуть разговорился, подраскрыл закулисные механизмы гаражной жизни.
Получалось следующее. Он, Вадим, учился в одном классе с Лорой... Да кто ж такая Лора эта самая? О, Лора! Ее даже Карим слушается, главный. Так вот, Вадим учился с Лорой, за одной партой сидели ("Это ей стихи-то?" "Ей"), а Лора - родная сестра Тoлстого (борова, оказывается, среди своих Тoлстым кличут), а Толстый - первый подручный и телохранитель Карима, главного. А у Карима во многих городах и в самой Москве - свои люди. Здесь Карим временно, проездом, уже закончил свои дела. Вадим у него тоже временно, отрабатывает какой-то долг в качестве шофера-телохранителя. Еще немного и он рассчитается полностью, тогда сразу уйдет - Карим клятвенно обещал отпустить. Только вот с Лорой...
Тут поэт начал путано объяснять, с недомолвками, понять что-либо было сложно, а что и понималось, ставило в тупик, вызывало брезгливое недоверие. Вроде бы у Карима с Толстым гнусная связь, но в то же время Карим официально считается как бы женихом неведомой Лоры, имеет и с ней отношения... Лора очень изменилась за последнее время, но он, Вадим, надеется остановить ее, уговорить, увезти...
– Скажи, - спросил напряженным полушепотом Игорь, - а что, меня и вправду... убить могут?
Вадим увёл взгляд, сгорбился.
– Могут.
У Игоря сердце притиснуло...
Когда поэт ушел, он откинулся навзничь на своем арестантском ложе, призадумался. Да нет, бред какой-то! Как можно ни с того ни с сего убить человека? Ни за понюх табаку! Что, кому, когда он сделал плохого? За что такое выпало ему?..
Мысли прыгали, клубились, неожиданно повернулись на другое. На Арину. Что она сейчас думает? Зоя-то худо-бедно в курсе, а Арина? Ждет или уже ждать перестала? Он должен был прийти вчера к шести. В эти дни, перед долгим, а может быть, и вечным расставанием, они встречались каждый вечер, не могли никак насытиться друг другом.
Все полыхнуло вновь, когда они с Зоей ввалились нежданно к Арине в гости. Полыхнуло и вновь померкло. На время. Да и - колдовство какое-то! на расстоянии друг от друга, не видясь, они жили довольно спокойно, держали себя в рамках. Но стоило им увидеться, сблизиться на расстояние менее трех шагов и - словно ток пробегал между ними, законтачивало. Их неудержимо, безрассудно, хмельно начинало тянуть-притягивать друг к другу, и они не противились этому сладострастному притяжению, да и не могли противиться. Над ними господствовала страсть. В тот, первый, еще общежитский, период их отношений такого накала и в помине не было, а тут - словно томительную любовную порчу на обоих напустили.