КРИМИНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ХРИСТИАНСТВА
Шрифт:
Даже охотники по церковному определению римского епископа и св. Ипполита (в третьем веке второй по старшинству, которых мы знаем) должны отказаться от охоты или перейти в другую веру Запрет убийства считался для христиан именно безусловным «Солдату, который исполняет свою службу при наместнике, скажи, чтобы он не совершал никаких казней», - учит Ипполит в своем «Апостольском размышлении» «Кто силой меча или насилием держит город, кто властвует, того отставь или дай ему отпор. Если солдат захочет стать кандидатом на крещение или верующим, то дай ему отпор, потому что он презрел Бога» Итак, последовательно они были против убийства человека, все равно по какой причине и по какому праву на поле битвы, при самозащите, в цирке или решением суда.
Нельзя одновременно подряжаться Богу и человеку, развивает мысль Тертуллиан, «нельзя служить обоим, Богу и императору». Конечно, язвит он по поводу одного христианина на государственной службе допустим, что он сможет когда-нибудь занять высокий пост, не принося жертвы и не способствуя жертвам, не отдавая управления храмами, не подсчитывая храмовых сборов,
Афенагор сообщает, что христиане «никогда не решались смотреть на судебную казнь». По их убеждению не было «никакого большого различия наблюдать за казнью или самому ее приводить в исполнение, поэтому мы запрещаем зрелище таких сцен. Итак, можем ли мы, кто даже не смотрит, чтобы вас не запятнало убийство или преступление, кого-нибудь убить?».
Это относилось, как сказано, к любому случаю. Тем более, когда убивали массами, проливали кровь множества людей. Поэтому ранняя церковь осуждала «строго войну» (Кадус), считала «любовь и убийство несоединимыми» (Бейнтон). То абсурдное различение послеконстантиновского клира, который после перерождения в государственную и военную церковь, хотя впредь и осуждает убийство в малых масштабах, вдруг славит тысячекратно большее на полях сражения, старая церковь не знала. На улицах подкарауливают разбойники, пишет мученик Киприан, «без сомнения значительнейший африканский епископ III-го столетия, может быть, даже вплоть до Амвросия» (Маршалл), и пираты угрожают на морях, всюду земля пропитана кровью, однако «Если она проливается частно, говорят о преступлении, если официально, - о храбрости Масштаб свирепости - это то, что делает преступление безнаказанным».
Но как раз факт, что масштаб свирепости, делающий преступление безнаказанным - это мораль церкви и поныне. А в первые три столетия н.э. этого не было. Так, члены праобщины в 66-67 гг., незадолго до осады Иерусалима римлянами (стр. 96 и след.), в полном составе переселились в восточноиорданские земли, в городок Пелла (где сегодня стоят руины Ширбет Фахила), так как они, подчеркивает теолог Эрхард, «не хотели браться за меч». Поэтому и во время иудейского восстания Бар Кохбы (стр.99 и след.), как сообщает св. Иустин, «только христиан обрекали на ужасные муки, если они не отрекались от Иисуса Христа и не богохульствовали». Это означает, - если они не отступали от своей веры и не воевали с римлянами. С другой стороны, римляне тоже не медлили убивать христианских солдат-отказников «Я не могу быть солдатом, я не могу совершать злодеяния, я - христианин» (non possum militare, поп possum malefacere - Christianus sum). Так в Африке солдатский сын Максимилиан сопротивляется вступлению в армию «Я оказываю воинскую услугу не миру, а своему Богу» Проконсул повелел казнить его. Таким образом, с некоторых пор (примерно с конца II столетия) христиане уже имелись в армии, - ведь они уже были солдатами, когда стали христианами и остались там, в соответствии с указанием Павла, в своем качестве, но не должны были сражаться. И едва ли случайно, что последние преследования христиан при Диоклетиане начались, как сообщает Евсевий, «с братьев», «которые состояли в войске». И мы знаем также, что они (в 303-311 г.г.) поставили «основную часть мучеников» (Андерсен Денцлер). И наверняка не только потому, что суровые христиане отказывались приносить жертву императору.
Но «Ничто так быстро не ушло в забвенье, - жалуется католик Кюнер, - как первые три столетия» Правда, еще в начале IV столетия собор в Эльвире отказывает всякому верующему, который лишь согласно доносу (справедливому или нет) содействовал казни или изгнанию, в причастии на всю жизнь, даже в час смерти. Но затем в 313 г, Константин и Лициний издали свой эдикт о терпимости, христианство из неразрешенной религии стала разрешенной (чтобы вскоре все другие разрешенные сделать неразрешенными). И в ночь совершилась чудесная метаморфоза этих пацифистов в военно-полевых попов. Если до этого они делали все, чтобы воспрепятствовать военной службе своих единоверцев, некоторые становились поэтому даже мучениками, и вдруг мертвые им оказались необходимы Едва только признанный государством, синод в Арелате (Арль) вынес решение, «в согласии со Святым Духом и его ангелами», об отлучении от церкви дезертировавших христиан. Кто отбросил оружие, был исключен Перед этим исключали тех, кто его не отбрасывал. Если раньше «militia Christi»1 было - конечно, уж подозрительно часто эксплуатировавшимся - образом, теперь его имели в действительности (Уже Павел кажется влюбленным в военную терминологию он говорит об «оружии Бога», «броне справедливости», «щите веры», «шлеме святости», «огненных стрелах зла» Кем бы стал муж, подобный ему, во времена Августина) Имена солдатских мучеников теперь быстро улетучились из церковных календарей солдатские боги, сам Христос, Мария, различные святые пришли сюда и в точности переняли функции языческих воинских идолов Воинская
Интересно также, что среди позднеантичных военачальников и полководцев восточной империи от середины IV до середины V веков, называемых Рабаном фон Хелингом (насколько уверенно еще можно распознать их религиозную принадлежность) уже двадцать - (ортодоксальные) христиане, пять - ариане и лишь еще семь язычников Кроме того, фон Хелинг предполагает среди ведущих военных этого времени пять (ортодоксальных) христиан, одного ариана и двух язычников У неменьшего числа высших офицеров их религию установить не представляется возможным. Среди военных сановников западной половины империи фон Хелинг с уверенностью называет тринадцать (ортодоксальных) христиан, трех ариан и восемь язычников. В дальнейшем он предполагает среди военного командования Запада еще пять (ортодоксальных) христиан Возможные ариане или язычники здесь отсутствуют. Но опять не устанавливает у ряда ведущих генералов их вероисповедания. И все-таки уже тогда гораздо большее число руководящих военных, чья вера известна, - христиане.
Столетие спустя после синода в Арле - через 102 года - христианский императорский указ исключает из армии всех нехристиан массовое убийство теперь окончательно дело верующих в Христа.
И спустя полторы тысячи лет божественные ученые не просто довольствуются этим, - они находят это прекрасным.
1 «воинство Христово» (лат).
2 «таинство, святость (лат).
Ганс фон Кампенхаузен, один из тысяч, в своем исследовании «Военная служба христиан в церкви древних времен» иронизирует над «наивной непосредственностью», с которой те прокламировали и практиковали пацифизм, «исключительное право» Баронский теолог объясняет это.
«маленькими, более или менее мелкобуржуазными инфильтрациями в мирные внутренние области», более того в основе - отсутствующим раннехристианским чувством ответственности, поверхностностью «Христиане стоят еще вне политической ответственности, и государственно-политическая рефлексия Античности их еще в глубине не задела. Но так не могло оставаться» «Развитие продолжается, и с ростом церкви ее ответственность за внутренние духовные сферы должна возрастать».
С «глубиной» и «ответственностью» фон Кампенхаузен описывает, что церковь теперь воет с волками, что она с этого момента, прямо или косвенно, становится на тысячелетия соучастницей миллионнократного убийства. Но человеку не нужно быть теологом, чтобы без прикрас признать это. Напротив, он, как большинство ему подобных, двоедушничает он-де не хотел бы сказать, что «церковь со времен мнимого «отпадения» к Константину просто отказалась от первоначальных христианских исключительных взглядов». Нет, «церковь ради этого не просто капитулировала перед миром и мирским военным правом», она, утверждает он, «не просто же возвела военную службу в абсолютный закон». Ибо «исключения возможны», ведь «перед воротами церкви и монастырей провозглашено принципиальное «стой» войне и кровавой юстиции», - это означает, что - как важно - по меньшей мере шкура клира спасена («кровав» лишь мирянин), и некую видимость пацифизма! «Монахам, клирикам и «духовным лицам» всех категорий не нужно воевать». И вообще «Христиане поэтому никогда не включались в политические и военные фронты так, будто война подтверждала истину в последней инстанции, не терпящую отступления. Таким образом, военная служба и отказ от нее для христиан некоторым образом взаимосвязаны Правильно понятое «исключение» в этом случае - необходимое истолкование и подтверждает правильно понятое «правило».
1 осведомленный (ит)
Фон Кампенгаузен тоже правило среди теологов Типичен для этого, в своих последствиях едва ли переоценимом повороте, для этого радикального (софизмы а 1а Кампенгаузен мы можем забыть) отказа от вековой, строго пацифистской религиозности в пользу тысячелетней милитаристской, типичен для сегодня замалчиваемый как «грехопадение» бесподобный aggiormamento1, - отец Лактанц. Ибо он вкушает «первым в качестве любимца императора выгоды возникшего союза государства и церкви» (фон Кампенгаузен), - и он же первым теряет свое лицо.
В своем «Divinae Institutiones»1, большой христианской апологии доконстантиновского времени, написанной незадолго до 313 г, Лактанц страстно выступает за гуманность, терпимость, братскую любовь. Конечно, он не знает ничего более важного на Земле, чем религия. Но ее должно защищать «умирая, но не убивая, терпением - не жестокостью, верой - не преступлением. Если вы хотите защищать религию пролитием крови и мучениями, тогда вы ее не защищаете, а мараете и обесчещиваете» Лактанц последовательно борется в своем трактате против национализма и войны «Ибо как может быть справедливым, кто причиняет вред, кто ненавидит, кто грабит, кто убивает. Но все это делают те, кто стремится быть полезным своему отечеству». Однако отец церкви не одобряет не только военную службу, но любое человекоубийство, даже если оно «мирским правом может быть разрешено». Он проклинает само доносительство о преступлении, за которое полагается смертная казнь. Но в «Извлечении» (Epitome) этого труда примерно anno 314 автор вычеркивает все пацифистские места и славит смерть за отечество - «особенно замечательное произведение» (фон Кампенгаузен).