Криминальное наследство
Шрифт:
— Это как сказать, — не согласился Яковлев. — Ведь источник дохода в лице Суриной, если бы развод состоялся, был бы аннулирован!
— Ты так уверен, что деньги, которые они скачивали с банкира ежемесячно, шли лично майору? — недоверчиво переспросил Турецкий.
— Александр Борисович, мне как раз сегодня утром звонил Азаров: известные вам книжонки действительно печатались в Н. по причине дешевизны тамошней типографии по сравнению с московскими… Кстати, делалось это незаконно, я бы сказал, подпольно: доход шел в карман директора типографии и его подручных, которые на данный момент арестованы… Ну а финансировалось
— Да какая там форма! — махнул рукой Александр Борисович. — Насколько знаю, сводится все к черному цвету обычной одежды… А это и с родителей каждый может стрясти… Так, твою мысль я понял: содержание банды Каменеву фактически не стоило ни гроша…
— Это еще не все. — Володя мотнул головой. — Основной аргумент, по части того что вторым киллером был майор, — что у них с Лопухиным отношения особые… Не раз и не два они вдвоем ездили сюда, в столицу, поясняя это остальным парням спецкомандировками… Заметьте, в списках учеников Каменева Лопухин при этом отсутствует!
— Откуда известно? Я имею в виду насчет спецкомандировок?
— Так Азаров со своими операми поприжали пару ребятишек, которые помоложе, ну они и запели… Дети есть дети! Обоим по четырнадцать-пятнадцать, пугануть ничего не стоило… Ну и последнее: наш отпускник майор на другой день после общения со мной из Н. исчез — улетел, как выяснилось, в Питер.
— Насчет Питера я знаю, — кивнул Турецкий. — Вячеслав Иванович связался со своими питерскими коллегами еще вчера. Но думаю, Володя, тебе все-таки придется туда лететь…
Яковлев без особого энтузиазма кивнул и слегка поежился.
— Нет худа без добра, — вздохнул он. — Говорят, там заметно теплее, чем у нас… У меня в питерском горотделе дружок служит, думаю помощь на месте будет, у них там эти фашисты давно разгулялись, соответственно и наработок больше, чем у нас… Отыщем мы этого хмыря, если он куда-нибудь еще дальше не подался!.. У вас ко мне есть что-то, Сан Борисыч?
— У меня нет, а у вас, Савва Васильевич?
— Да пока вроде все ясно, — немного подумав, ответил Алексеев. — Вероятно, Владимир Владимирович прав: второй наш клиент наверняка Каменев…
23
Майора Каменева удалось взять в Питере лишь спустя неделю после того, как туда прибыл Яковлев. Удалось, можно сказать, в последний момент: сидя в аэропорту Северной столицы, тот ожидал начала регистрации на самолет, следовавший в Абакан, и совсем не ожидал встречи со «старым знакомым» — круглолицым московским опером, неожиданно присевшим рядом с ним в переполненном, как всегда, зале для транзитников. Да еще и ухитрившимся одновременно защелкнуть на правом запястье Каменева браслет наручников…
Все остальное было делом техники. Майор, впрочем, не сопротивлялся, и для остальных пассажиров аэропорта, оказавшихся свидетелями задержания, его арест выглядел малозначительным, тут же улетучившимся из памяти эпизодом: вроде как встретились старые знакомые, перебросились парочкой ничего не значащих фраз, после чего, дружно поднявшись,
Каковы были дальнейшие планы воспитателя подрастающего поколения, предстояло выяснить следствию, а функции Яковлева, как он искренне надеялся, в деле об убийстве банкира Сурина были наконец исчерпаны.
Все это время группа следователей во главе с Александром Борисовичем Турецким, в которую помимо Алексеева вошел и «экономист» Алексей Михайлович Трускин, трудилась почти круглосуточно: допросы подозреваемых следовали один за другим, перемежаясь очными ставками. Картина преступления постепенно проявлялась во всех ее жутковатых в своей жестокости деталях…
Процесс «проявки» начался с Василия, первым сообразившего, что следствию известно слишком многое, а значит, лично его спасти может исключительно чистосердечное признание и активное сотрудничество со следаками.
На первом же дознании, услышав вопросы, заданные Турецким, Василий с ужасом понял, что речь идет отнюдь не о 282-й статье, точнее, не только и не столько о ней: 282-ю, предусматривавшую наказание за возбуждение расовой, национальной и религиозной вражды, он знал наизусть и ничуть не сомневался, что в самом худшем случае отделается парочкой лет, скорее всего условно. Хотя, если подумать, наличие у него на квартире литературы, которую менты наверняка уже нашли, можно свалить и на дружка Женьку. Так же как и в случае с деньгами: мол, товарищ попросил взять у его тетушки, а зачем, для чего, тем более откуда — знать не знаю…
Однако первый же вопрос, заданный подтянутым дядькой со сдвинутыми на кончик носа очками, с ироничным, словно просвечивающим Василия насквозь на манер рентгена, проницательным взглядом, поверг его в ступор. Несмотря на то что звучал вопросик вполне невинно… Следователя интересовало, как именно провел Василий нынешнюю новогоднюю ночь?.. И последний идиот сообразил бы, что речь идет о том самом… А заложила их с Лопухиным вовсе не сука Лариска… И он заговорил практически сразу, старательно припоминая все, что произошло, вплоть до кратких, обрывочных фраз, которыми перебрасывались тогда Каменев с Лопухиным.
Картина складывалась в общем и целом такая, как и предполагал Александр Борисович.
О поездке, так же как и о времени выезда Сурина из особняка, известно стало дня за три до новогодней ночи, от Нины Степановны, созвонившейся с племянником. Она подслушивала по второму аппарату практически все разговоры, которые вела Лариса, в том числе внимательно выслушала и последний из них: впервые за два месяца банкир позвонил жене — исключительно чтобы сообщить с издевкой в голосе, что решил скрасить ей новогоднюю ночь, а заодно более тщательно ознакомить свою новую будущую супругу с ее же будущими владениями: Вадим Вячеславович, по его словам, собирался преподнести Беляевой особняк в качестве свадебного подарка… Предупредил он Ларису и насчет отца Николая, собиравшегося приехать туда самостоятельно: о грядущем разводе банкир, как выяснилось, священнику ничего не сказал и Ларисе запретил информировать батюшку на сей счет, причем самым нелицеприятным образом.