Криминальные повести
Шрифт:
– Лариса знает о теме разговора?
– Вот этого она Наде не сказала. Но, поскольку Мокшанский вместе с Кононовым играли в карты, возможно, разговор должен был состояться вокруг их карточных дел… Так думает Надя. Вернее – так тогда подумала. Но на следующий день, в воскресенье, ситуация изменилась.
Медведев выдержал паузу, наслаждаясь повышенным вниманием слушателя, так и пожиравшего его глазами.
– Оказывается, Кононов ночь с субботы на воскресенье не ночевал. Появился в корпусе только в обед. Тогда же Лариса сразу приступила к «допросу». И знаешь, что? Кононов категорически
– Где же он был?– быстро переспросил Станислав.
– Ларисе он заявил, что уехал к дальним родственникам в пригород и там находился все время безвылазно!
– Что дальше?
– Дальше? Ничего… После обеда, как мы сами с тобой видели, Витек внезапно драпанул со всеми вещами, не дождавшись окончания путевки. Надя, понятно, обратила внимание Ларисы на это. Реакция той выглядит неожиданно.
Медведев наморщил лоб, стараясь поточнее сформулировать мысли.
– Мокшанская посчитала, что Кононов ее обманул. Она на все сто уверена: муж не пошел на концерт из-за Кононова, так как ждал его прихода. Видимо, у них возникли большие неприятности на карточной почве, вынудившие обоих скрыться, как можно скорее. Поэтому Лариса попросила Надю никому ничего не говорить, чтобы не причинять Михаилу Германовичу новые неприятности и не компрометировать их семью. И, обязательно, не рассказывать ничего об этом Васнецовым. Лариса это требование подчеркнула!
– А тебе, значит, она раскололась?
– Я – другое дело! – самодовольно воскликнул Ваня.
– Так звонила женщина или Виктор?
– Мы с Надей полагаем, что звонила родственница Кононова по его просьбе.
Широков помолчал, обдумывая все сказанное Ваней, а тот, в свою очередь, исподволь поглядывал на Станислава, пытаясь разгадать ход его мыслей. Потом Ване это надоело и он спросил:
– Нам эти факты что-нибудь дают?
– Не знаю, – честно признался Широков. – Пойдем лучше спать.
Последняя мысль, залетевшая в окутываемое сном сознание, так и осталась без ответа: «Мог ли Мокшанский напиться из-за их с Кононовым неприятностей?
Глава 7.
Широков с утра пребывал в дурном настроении. Ночью в комнате было душно, и он постоянно просыпался, подолгу потом пытаясь вновь уснуть. Не помогли даже выходы на свежий воздух в лоджию. В результате – головная боль и помятая физиономия, по поводу которой Ваня отпускал плоские остроты. Шутки, возможно, в другой ситуации звучали бы безобидно, но сейчас Станислав почему-то воспринимал их болезненно и по-настоящему злился на неугомонного приятеля.
Не добавил веселья и завтрак: как на грех подали вареную рыбу и кисель, которые Широков терпеть не мог всю свою сознательную жизнь. Поэтому разговор с Ольгой Петровной давался особенно тяжело. Слушая женщину вполуха и вяло бросая приличествующие реплики, Станислав через силу жевал булку с маслом, стараясь заглатывать как можно меньше киселя, чтоб не подавиться.
– Станислав Андреевич! Вы – образованный молодой человек, сведующий,
«Многообещающее заявление! – невесело констатировал про себя Широков. – Сейчас выдаст!»
И Ольга Петровна действительно выдала!
– Следователь, когда нас допрашивал про Гошу, упоминал, что несчастный умер в восемь часов сорок семь минут, если я не ошибаюсь? И как они, интересно, так точно установили время, а?
Широков нехотя сообщил про часы. Черкасова с удовлетворением кивнула.
– И нам он то же самое говорил… Вернее сказать, мне говорил. Егор Петрович спал и товарищ следователь разрешил его не тревожить. Заботливый такой! Так вот… Я, конечно, Егорушке потом весь наш допрос передала…
«Еще бы! Представляю, как он был счастлив добрых пару часов!»
– …и он крайне удивился: как могут сохраниться показания на разбитых электронных часах? Я и сама…
Но Широков недослушал, подавившись-таки застрявшим в горле куском булки. Несчастный зажал ладонью рот и ринулся в туалет. Струя холодной воды, пущенная на голову, враз привела в чувство.
«Спокойно! Только – спокойно!» – убеждал себя Станислав, вытирая руки и голову новым платком.
Мысли неожиданно повернули в новом, очень интересном направлении.
Он вернулся к столу, успокоил встревоженную Ольгу Петровну и напомнил:
– Так о чем мы говорили? Про часы?
– Именно! Понимаете, Станислав Андреевич, у Гоши были электронные часы с темно-синим циферблатом!
– Вы не путаете?
– Как можно! Неделю назад мы все ездили на экскурсию по городу, после которой зашли в универмаг. В мужской галантерее, где продаются часы, случайно оказались рядом с Гошей. Он спрашивал батарейку, а когда продавец уточняла марку, протянул руку с часами, чтобы та посмотрела. Егор Петрович стоял рядом и совершенно отчетливо все видел. У Егорушки отменная память! – гордо добавила Черкасова.
Польщенный похвалой супруг пробормотал что-то и кивнул.
– Вы кому-нибудь еще говорили об этом? – спросил Широков.
– Нет… Про часы Егорушка сообщил мне после ухода следователя. Да и кто, кроме вас, с пониманием относится к болтовне стариков!
«Ничего себе – болтовня!» – подумал Станислав.
Он попросил Ольгу Петровну никому пока не сообщать о своем открытии, учитывая интересы следствия и пообещал сам передать все следователю, избавив тем самым пожилых людей от дополнительных хлопот. Если Черкасова и удивилась, то не подала виду.
Телефон на квартире Руслана не отвечал – видимо, тот уже отправился отрабатывать намеченное вчерашним вечером. Широков еле дождался завершения лечебных процедур, торопя время, оставшееся до назначенной на двенадцать часов встречи с коллегой.
Местное почтовое отделение помещалось в двух комнатах одноэтажного домика в кривом переулочке, пахнувшем пылью и собаками. И хотя поблизости располагалось несколько крупных санаториев и пансионатов, почту мало посещали отдыхающие – большинство просто не подозревало о ее существовании. Сонное же лицо работницы не свидетельствовало о желании давать рекламу своему заведению.