Криминальные прогулки
Шрифт:
Вернувшись в Москву, Турецкий прямо с вокзала направился в Генпрокуратуру, к Меркулову.
Зайдя в приемную, он улыбнулся секретарше и кивнул на дверь кабинета:
– У себя?
Секретарша несколько даже виновато развела руками:
– Уехал…
– Надолго?
– Не знаю…
– Ну ладно… – вздохнул Турецкий. – Я подожду.
И он опустился в стоявшее у стены кресло. К его кожаному подлокотнику примыкал журнальный столик, на котором, между пепельницей и вазой с цветами, лежали газеты.
– Свежие? – поинтересовался
– Свежие, – кивнула та. И, улыбнувшись, добавила: – Там про вас есть…
– Да? – удивился Турецкий и взял ближайшую к нему газету.
Один из заголовков на первой странице гласил: «Рыцарь без страха и упрека хватает кровавого убийцу».
– Рыцарь без страха и упрека – это я, что ли? – смущенно поерзал в кресле Турецкий.
– Нет, – покачала головой секретарша. – Это Коломиец.
– А-а…
– Про вас ниже.
Турецкий скользнул глазами по заметке и действительно в середине ее прочел: «Возглавлял операцию по освобождению дочери вице-премьера старший следователь Управления по раскрытию особо важных дел Генеральной прокуратуры Российской Федерации Тупецкий Б. А.»
– Турецкий А. Б.! – вырвалось у «важняка».
Тем не менее он продолжал читать.
«…Однако совершенно ясно, – делала вывод газета, – что без участия самого Генерального прокурора операция вряд ли закончилась бы столь успешно. Поэтому именно Генерального прокурора, без сомнения, и нужно назвать главным героем всей этой истории».
Турецкий ошарашенно глянул на секретаршу.
– Что поделать… – снова развела она руками. – Это жизнь…
«Важняк» положил газету на столик, вытянул ноги и посмотрел в окно. С внешней стороны по подоконнику деловито разгуливала здоровенная ворона. Она посмотрела на Турецкого и тоже взмахнула крыльями, как будто поддерживая секретаршу: это жизнь…
И тут в приемную вошел Меркулов.
– Здравствуй, Саня! – обрадовался он Турецкому.
– Здравствуй, Костя… – поднялся с кресла «важняк».
Они пожали друг другу руки, и Константин Дмитриевич провел Турецкого в кабинет.
Там Александр подробно рассказал Меркулову о том, как все было. Константин Дмитриевич слушал внимательно, время от времени уточняя кое-что, а уточнив, угукал, кивал и торопил друга:
– Ну-ну, а дальше?
Турецкий рассказал и о Корневе, и о покойном Семенове, и о странном человеке Андрее Петровиче Садчикове.
– Ты его подозреваешь? – спросил Меркулов.
– Да! – ответил Александр.
И тут же сообщил, что они с Никитиным решили последить за Садчиковым, но дело в том, что у Садчикова в Туле все схвачено и даже городской прокурор, похоже, кормится с широкой ладони Андрея Петровича…
Меркулов потер подбородок и сказал:
– Это ничего… Мы проконтролируем, чтобы там все было нормально…
Он потянулся к сейфу. Когда его пальцы коснулись кругляшка кодового замка, Турецкий обратил внимание, какие они длинные и нервные.
Да – после. Так, пожалуй, вернее. Концерт окончен, и, хотя первую скрипку в нем играл Турецкий, в числе прочего оркестра аккомпанировал ему Меркулов, который все это время сдерживал натиск пытавшегося вмешаться в ход расследования Генерального прокурора, и вдобавок тащил на себе тяжелое бремя общения с потерявшим покой вице-премьером.
Константин Дмитриевич открыл сейф и достал бутылку коньяка. Не спрашивая Турецкого, наполнил два бокала:
– Бери-ка…
Они чокнулись и выпили.
Меркулов поставил бокал на стол и сказал:
– Я был сегодня у президента.
– Да ну! – встрепенулся Турецкий.
Константин Дмитриевич кивнул, подтверждая, что не шутит, и продолжил:
– Он просил разобраться с этим делом до конца. Это же с ума сойти – тридцать семь трупов! Это же что-то из ряда вон… – Меркулов чуть помолчал, а потом добавил: – Так что если… как его… Садчиков в этом деле замешан, то ему не выкрутиться…
Турецкий тоже поставил бокал и улыбнулся:
– Ну вот и отлично!
В Демьяне Дымко удивительным образом сочетались, казалось бы, абсолютно несочетаемые качества: крайняя безалаберность и крайняя же осторожность.
Когда Андрей Петрович Садчиков поручал ему какие-то авантюрные дела, Дымко не отказывался. «Плевать! – говорил. – Лишь бы денежки платили!»
То есть вел себя безалаберно.
Но одновременно и осторожно. А именно: он записывал все свои разговоры с Садчиковым на диктофон.
Зачем?
Да затем, чтобы подстраховаться. Он же не был идиотом, понимал, что при таком, как у него, образе жизни и стиле поведения можно сильно загреметь под фанфары.
И вот тогда-то эти пленочки и должны были пригодиться.
Если Садчиков отказался бы его вытаскивать, то ведь Садчикову и пригрозить ими можно было бы…
Но вот тут у Демьяна и вышел прокол. Потому как запись последнего разговора с Андреем Петровичем, в ходе которого глава аппарата мэра очень разборчиво и без посторонних шумов настропалял Дымко на убийство Широкова, оказалась при Демьяне в момент задержания.
Ее послушали, подивились, а потом, когда наведались к Дымко с обыском, нашли у него еще кучу таких же пленочек.
Правда, записаны на них были уже иные разговоры. А именно: разговоры о продаже автомобилей, владельцами которых были люди, убитые Виктором Корневым.
Андрей Петрович сидел у себя на кухне и смотрел в окно. На столе в большой фарфоровой кружке остывал нетронутый кофе. Тяжелая мраморная пепельница была до краев заполнена окурками. Один из них еще дымился.
Садчиков достал из лежащей рядом с пепельницей пачки очередную сигарету, сунул ее в зубы и вдруг, раскрыв рот, выронил.
К подъезду, одна за другой, подъехали три милицейские машины.