Криминальные сенсации (Часть 2)
Шрифт:
— Тоже за кражу, — утвердительно повторил Розуа и с сожалением пожал плечами, как будто хотел сказать: а что оставалось делать.
Префект прокрутил валик пишущей машинки на одну строчку назад. Он раньше уже напечатал "имеет судимость", а теперь добавил "за такое же преступление". Затем прищелкнул языком:
— Это вам дорого обойдется, Розуа. Повторные кражи?..
Судья будет беспощаден.
— Но ведь больше пяти месяцев не дадут? — озабоченно осведомился бродяга и принялся на пальцах считать,
— Посмотрим, посмотрим, — с ноткой торжественности в голосе проговорил Бродекен; он был явно горд, что занимается преступлением, которое предполагает столь строгое наказание. Префект облокотился двумя руками на стол и пригладил усы:
— Так, а теперь давайте обратимся к обстоятельствам дела. Почему вы, Розуа, вломились в дом господина пастора? Рассказывайте всё, как было, и, пожалуйста, без уверток, я же все равно выведу вас на чистую воду.
— А что здесь выводить на чистую воду, месье? Его преподобие был как раз в ризнице, дверь в дом стояла открытой… Я собирался возвращаться в Пон-л'Эвек, и мне на проезд нужны были деньги. Осень в этом году очень ранняя — уже слишком холодно, чтобы ночевать под открытым небом. Мне пора на зимнюю квартиру…
— Почему же вы к господину пастору?..
— Именно поэтому, я ведь уже сказал. На дорогу мне нужно было что-нибудь из продуктов. Пешком ведь до Пон-л'Эвека недели четыре добираться…
Бродекен сильно стукнул кулаком по столу, так что из чернильницы выплеснулись чернила:
— Черт побери! Что вы заладили с этим вашим Пон-л'Эвеком?1
Розуа испуганно вздрогнул:
— Последние годы я все время зимовал в Пон-л'Эвеке. Там можно жить. У директора Билла доброе сердце, вы понимаете?
Префект Бродекен в отчаянии посмотрел на потолок прокуренной канцелярии:
— Ну, теперь вы мне будете рассказывать, что специально совершали в этом Пон-л'Эвеке преступления, чтобы попасть в тамошнюю тюрьму!
— Во всяком случае, я всегда старался так делать, — скромно ответил Розуа и уставился в пол.
Бродекен что-то отстучал на машинке:
— На этот раз вы наверняка перезимуете у нас, это я вам гарантирую. Ну а теперь давайте рассказывайте наконец, что вы украли у господина пастора!
Дальнейший допрос прошел без каких-либо отступлений. Только когда Розуа подписал протокол и префект Бродекен достал из письменного стола ключи от тюрьмы, старик робко поднял руку и осведомился:
— Месье, пожалуйста, ведь Пон-л'Эвек мое последнее местожительство… Нельзя ли меня перевести туда?
— Место преступления, мой дорогой, — Монтежур. Этого достаточно, чтобы оставить вас здесь. — И, отклонив все дальнейшие возражения, Бродекен доставил старика через дорогу, в местную тюрьму.
Тюрьма, а скорее — обыкновенная кутузка, раньше была коровником, и только недавно, за неимением лучшего, его переделали в тюрьму. Две оштукатуренные стены,
Мысль о том, что ему придется провести здесь зиму, заставила Розуа содрогнуться от ужаса.
Три дня и три ночи просидел Розуа в камере, ни разу не потревоженный префектом. Только деревенский ночной сторож приносил арестованному более чем скудную еду. Утром четвертого дня в окна префектуры ворвался ужасный шум, исходивший из коровника. Розуа разбил в щепки стол и табурет, расколотил табуретной ножкой стекло в зарешеченном окне и выбросил на улицу обломки тюремного инвентаря. При этом он так бушевал и кричал, что префект бежал через улицу, словно в местечке была объявлена пожарная тревога.
Розуа потребовал встречи с министром юстиции. Бродекен струсил и забрал бродягу с собой в префектуру. Пытаясь утихомирить Розуа, он стал объяснять ему, что обработка материала по делу требует времени: нужно написать в трех экземплярах протоколы, допросить всех свидетелей, да еще подготовить отдельный отчет о происшедшем. Этого требует инструкция. Но уже сегодня документы будут представлены в Перреон, судебному следователю. А там вскоре состоится суд, и Розуа переведут в городскую тюрьму.
— Суд и всю эту чепуху можете оставить для себя! — со злостью выпалил Пьер Розуа. — Я хочу, чтобы меня судили не в Перреоне, а в Пон-л'Эвеке, черт вас возьми!
Префект Бродекен взвился: сколько можно слушать об этом проклятом Пон-л'Эвеке!
— Я же тебе уже десять раз говорил, что тебя будут судить там, где совершено преступление! Так предписывает закон. А французский законопорядок это тебе не бродячий цирк, который выступает там, где ему захочется!
Розуа покачал седой головой:
— Законы я знаю, можешь меня не учить. Там записано, что преступника, если он совершил преступления в нескольких местах, судят там, где совершено наиболее тяжкое. А самое тяжкое я совершил именно в Пон-л'Эвеке.
Бродекен прищурился и, перегнувшись через стол, схватил старика за грудь. Подтянув его вплотную к себе, он, как дворовый пес, почуявший поблизости бездомного кота, зло прорычал:
— Та-ак, значит, у тебя за душой еще что-то есть, каналья! То-то я думаю… Ну что ж, давай выкладывай, что ты еще украл! Ну, говори!
— Я убийца, даже вдвойне убийца! В Пон-л'Эвеке я прикончил двух человек, вот так!
Он вырвался из рук префекта, вскочил и гордо выпрямился, будто только что сообщил, что президент посвятил его в кавалеры ордена Почетного легиона.