Крио
Шрифт:
Через пару часов его погрузили на телегу и повезли в тыл немецкой армии.
– Ничего подобного, – возражала Стеша. – Папка никогда не был в плену. Их вывел из окружения доблестный Семечкин.
Стеша считала, все было по-другому: да, воины центрального тринадцатого корпуса, сверкая штыками, лихо продвигались вперед, благополучно миновали район Танненберга, с боем взяли Хохенштайн, хотя артиллерия запаздывала, из пехотных частей неслись отчаянные радиограммы: “Артиллерию на позиции!” Телефонной связи русские командармы не имели, приказы и донесения
Триста тысяч солдат накатывали друг на друга, сцепившись, расходились и снова сталкивались в бою, стреляли, напивались, если им везло и они занимали деревню, или закапывались в траншеи, когда наступала ночь.
Огромная армия Ренненкампфа висела, как грозовая туча, на северо-востоке. Стоило ему шевельнуться, и немцы были бы разбиты наголову. Но туча не разразилась грозой. Барон Ренненкампф, генерал-адъютант Николая II, кавалер двух Георгиевских крестов, когда-то отличившийся на Китайской войне и на Японской, – бездействовал. Мало того: он повернул свою армию к Кёнигсбергу. Орденоносный Пал Карлыч не только не шел на сближение с Самсоновым, но от него отдалялся.
Сотня тысяч ратников генерала Самсонова растянулись на необозримой линии фронта и дрейфовали без руля и без ветрил. Так что германцы безнаказанно смяли оголенные русские фланги, обогнули центральные корпуса и зашли им в тыл. Но командарма никто об этом не известил. В ушах у него грохотали барабаны, пели горны и литавры, заглушая лязг оружия. Он безоглядно рвался вперед и вел свою армию на гибель.
Последовали немецкие атаки, русские контратаки. После неудавшегося плана окружения всей армии Самсонова германцы стягивали кольцо вокруг центральных корпусов, зарвавшихся в направлении Алленштейн – Остероде.
Среди окруженных “зарвавшихся” был мой дед Макар, Стешин “папка”.
В ночь на двадцать девятое августа Самсонов почуял запах катастрофы. Под натиском превосходящих сил противника он приказал отступать, но в его тылу уже трещали вражеские пулеметы. Русские отходили, огрызаясь огнем, сдерживая атаки немцев, отбрасывая их штыками. Два корпуса центра, которые сражались дольше и лучше всех, отступали последними и почти полностью пали жертвой германского обхода.
Потрясенный тем, что победоносный марш в сердце Германии обернулся сокрушительным поражением, генерал Самсонов застрелился в березовой роще у Вилленбурга.
Колонну, пробивавшуюся из вражеского окружения, возглавил генерал Клюев. Они пошли через пахнущий прелой листвой Комусинский лес, топча грибы, огибая муравейники, закрепились у реки.
Около пяти утра появились немецкие бригады. Плотные цепи неприятеля наши встретили картечным, пулеметным и ружейным огнем. Стреляли друг в друга в упор. Немецкая пехота не выдержала и, бросив орудия, обратилась в бегство, оставляя раненых и убитых.
В ночь на тридцатое августа отступавшие части русских внезапно ослепил луч прожектора. По приказу штабс-капитана Семечкина Макар и еще несколько штрафников выкатили два тяжелых пулемета и, когда вновь зашарил по росяной траве прожектор, стали долбить врага ураганным огнем.
Убитых
– Давай сюда, – орал Стожаров, – немецкий дьявол, злодей-кровопийца!! Я те башку откушу и каской закушу!
И снова враг бежал в панике, охваченный сомнениями в своей победе. И эту панику сеяла отступавшая, не поеная, не кормленая, полностью разгромленная, истребленная армия.
На подкрепление ландверским бригадам немцы бросили гарнизонную артиллерию: около двух сотен легких и тяжелых пушек, которые разом принялись палить со всех сторон. Казалось, растаявший тринадцатый корпус Клюева вместе с землей приподнят в воздух. Сама земная твердь горела под ногами, лишая всех остатков разума. На это русские отвечали редкими случайными выстрелами – отзываться на огонь противника было нечем.
Перед последней цепью германских пулеметов железный генерал Клюев дрогнул: он вынул из кармана кителя ослепительно белый платок и приказал своему ординарцу ехать к немцам с вестью о капитуляции. Двадцать тысяч русских солдат сдались неранеными по приказу Клюева.
Лишь отважный штабс-капитан Семечкин плюнул на генерала. И велел своим пробираться в лес за Мазурские озера.
– Сдурел, старый хрен, да мы сами с усами! – штабс-капитан Семечкин особо отличался по части ругательств. Чуть что – брызжет во все стороны ядовитой слюной.
На что он надеялся? Только на чудо, на каких-то ангелов, которые сумеют спасти его людей, вынесут на своих крыльях из этого месива, неразберихи и сумятицы и доставят в целости домой.
Доверившись кормчему, Макар закинул на плечи пустой мешок, тяжелую винтовку и побежал. Главное петлять, перебегать от сосны к сосне, пригибаясь к земле, выбирая тропки, заросшие травой, продираться сквозь колючие кустарники. Тикать отсюда, да и зачем ему эта Восточная Пруссия, погода дрянь, в деревнях – шаром покати. Единственное, что согревало душу, – огромные буки и грабы.
Макар в жизни не видал таких деревьев. Один старый бук шатром мог укрыть от дождя роту солдат, а то и целый взвод! Густыми кронами они уходили в облака, шумели на ветру, подобно морскому прибою, надували паруса. Звери и птицы попрятались от грохота снарядов: ни белки, ни барсука, даже олени водились в прусских лесах, да четверо суток не смолкала канонада. Макар за все время встретил одну полевку, которая грызла орешек, выковыряв его из колючей плюски. Он подобрал колючку, вытряхнул из нее орех и стал жадно грызть. Но от сырых буковых орехов у солдат разболелись животы. Тогда Тимофей, этакий молодец, придумал жарить орехи на углях в котелке.