Криптия
Шрифт:
Монграна сам во время происшествия поблизости отсутствовал, но ему, разумеется, доложили, и он явился оценить нанесенный пожаром ущерб. (Пострадавшему торговцу ничего не возмещать, а наоборот, взять с него штраф, ибо сам виноват, с теми, кто устраивал это огненное представление, разберемся на месте.) Картина была удручающая. Философ мог бы заметить – сколь быстро красота превращается в свою полную противоположность.
Обожженных и подавленных толпой пользовали городские лекари. Фруэла сообщил, что особо отличился тут доктор Керавн – он как раз подошел посмотреть на праздник и оказался близ места происшествия. И тут же бросился на
Керавн был еще более раздражен и небрежен в манерах, чем обычно. Когда Монграна подошел, чтоб поздороваться с ним, он ядовито поинтересовался:
– Теперь-то вы убедились, консул, что я не чародей? Будь я им, я бы просто остановил пламя, не позволив ему разгореться. И теперь не возился бы с этими несчастными.
– Зато я понял, что вы человек самоотверженный. И предусмотрительный.
– Передай мне михальский бальзам, ты, урод! – Как будто не заметив этих слов, Керавн обращался к ученику. – И не забудь, нам еще к господину Зитте, его домой отнесли, но меня требуют. Так что нечего зевать и изображать сонную вошь!
Утром улица Шерстобитов жила так, словно никакого праздника и в помине не было. Лавки и мастерские открылись, как обычно, хозяйки, высунувшись из окон, обменивались свежими сплетнями, попутно развешивая белье, дети с воплями тузили друг друга либо, открывши рты, пялились на троих всадников, шагом проезжавших по мостовой. На всех были плащи ополченцев – серые, плотные, с капюшонами. Поскольку это не была регулярная армия, ополченцы одевались кто во что горазд, и единственное, что шло за форму, – эти плащи. Правда, тот, что ехал впереди, капюшон откинул, чтобы все могли обозреть его геройскую усатую личность, украшенную свежим рубцом на подбородке. За что и удостоился взглядов не только от детишек, но и от их мамаш – одобрительных и многообещающих. Второй, нескладный здоровяк, несмотря на крупное телосложение, гляделся не молодецки, а как-то уныло, похоже, продолжительная военная кампания так и не сделала из него боевого кавалериста. Третий, напротив, держался в седле небрежно, можно сказать, развалившись. И столь же небрежно съехал с седла, когда показался дом доктора Керавна.
– Ну, все, парни, – сказал он, – я пошел. Да и нечего было со мной тащиться.
– Это тебе на приказы плевать с Серой башни, – сердито ответил усатый. – А нам капитан велел тебя до места доставить, чтоб ты по пути не смылся.
– Доставили, ладно. И раз уж так, гнедого с собой заберите. – Он передал уздечку унылому здоровяку.
– Как же так? Он же твой…
– Потом из казарменной конюшни заберу. А то они его тут уморят.
И, не дожидаясь ответа, пошел к дому. Походка его была столь же небрежна, даже расхлябанна. Иногда он касался рукой стен, чтоб сохранить равновесие. Складывалось впечатление, что парень перебрал, и на сей раз на него с одобрением взирало не женское, а мужское население улицы.
Поднявшись на крыльцо, он забарабанил в дверь, но ему не открыли.
– Доктор! Тетка Кандакия! – воззвал он. Без толку. – Все куда-то по случаю праздника умелись, – сделал гость разумный вывод. – Ну и демон с ними.
Он уселся на крыльце, привалившись к столбу, надвинул капюшон на нос, чтоб свет не мешал, и задремал. Покой его не тревожили – на улице Шерстобитов к этому относились с пониманием.
Хозяин дома появился на улице ближе к полудню. Большую часть ночи он провел у одра именитого купца,
– Ни один, – ты слышишь меня, придурок! – ни один праздник не обходится без увечий и отравлений. Подлая человеческая натура так устроена. Даже если обойдется без несчастных случаев, таких, как нынче ночью, обязательно кто-нибудь подерется, или ужрется, или упьется. Долг врача – быть к этому готовым. Поэтому мы идем на праздник не развлекаться, как считают некоторые болваны…
– Доктор, – робко прервал его нравоучения Раи, – у нас на крыльце какой-то пьяница валяется.
Керавн, вопреки ожидаемому, не разозлился, а умилился.
– Вот видишь! Прямое следствие алкогольного отравления. К слову, я именно так на Латрона наткнулся – думал, пьяный, а он просто спал, потому что заночевать было негде…
Раи, по понятным причинам, умиления доктора не разделял. Он предчувствовал, что Керавн заставит его выгонять проклятого пьянчугу, а драться юноше совсем не хотелось. Или, наоборот, на наставника найдет приступ милосердия, и он примется лечить пресловутое отравление, и пьянчугу придется тащить в дом, и он все заблюет. А Кандакия наверняка от родственников не вернулась, так что убираться придется опять же Раи…
В этот миг человек на крыльце поднял голову. Капюшон сполз, открывая лицо и полотняные повязки, из-под которых топорщились светлые волосы.
Керавн остановился, моргая.
– П-п-привет, наставник. – Гость говорил с трудом, чего не было заметно при прощании с провожатыми. – Д-д-давно не виделись…
Гостиница «Лапа дракона»
Дверь в комнату скрипнула, и Ланасса непроизвольно спрятала руку с зажатыми листками под шаль. Но, увидев вошедшего, несколько расслабилась.
– Есть что-нибудь? – спросил Варинхарий.
Вместо ответа она протянула ему то, что обнаружила в тайнике Бохру. Пока он читал, выглянула в коридор – убедиться, не подслушивает ли кто, и снова прикрыла дверь.
– Я тебе ночью говорил, что крыса завелась? – сквозь зубы бросил рыжий интендант.
– А то я без тебя не догадалась, что здесь воняет. Но, по правде сказать, грешила на Бобо или на кого-то из девок. Не знала я, что в службу спокойствия нынче таких молодых берут.
– Молодой, да ранний… а поздним уже не будет. Впрочем, думаю, он был старше, чем казался. Новички таких умелых донесений не пишут.
– Ублюдок мелкий… – Ланасса представила, что было бы, если б в службе спокойствия вовремя получили недописанное Бохру послание, где сообщалось, что хозяйка «Лапы дракона» – агент Михаля, и ей стало не то чтобы страшно – но очень, очень неприятно. – Если он такой тертый – что ж влип так по-глупому? Признайся, Вари, это ты его прирезал?
– Обижаешь, подруга. Я, конечно, прирезать для пользы дела могу, но чтоб вот так разделать – не мой стиль
– А чтоб глаза отвести – ради пользы дела? Чтоб решили, будто это кто-то на всю голову больной… или, как дедуля-сказитель болтал, чародейством грешит?