Кристалл памяти (сборник)
Шрифт:
— На конгрессе, когда ты мне рассказывал очередной анекдот.
— И за какие блага они собираются нас купить?
— Лунолет, пектофон, телеквадр, сексмираж… Всего не помню.
— А что такое сексмираж?
— Точно не помню, но что-то очень приятное.
— А как насчет эфиопских магнитофонов?
— Само собой.
Послышался звук отодвигаемого стула. Видимо, корректор встал.
— Извини, Виктор, мне надо срочно отлучиться.
— Собирать чемодан?
— Как ты догадался?
— Ладно, беги. А то опоздаешь в первую очередь. Корректор пулей вылетел из комнаты,
хлопнув дверью и забыв выключить радио.
Я скинул медвежью шкуру и снял наушники. От удара рации о камень на мгновение все смолкло. Но вот снова запел жаворонок, едва слышно зашелестела луговая трава. Мне открывался неведомый чудесный мир. Нет, я остаюсь.
Михаил Деревянко
Парадоксы времени
Нет, с соседом мне не повезло. У всех соседи как соседи, а у меня? Стыдно сказать, домино в руках не держал. Вина — ни капли. Да что там говорить, Блохина не знает! С ним же разговаривать не о чем. Даром что профессор.
А поболтать все равно хочется. Тем более воскресенье. Такая тоска зеленая… Дай, думаю, хоть к профессору зайду. Где наша не пропадала.
Открыл сам.
— Привет, Иван Кузьмич. Извини, так сказать, за беспокойство. Интересуюсь, чем ты занимаешься. Какую пользу приносишь народу и стране.
— Прошу в мой кабинет, Вася.
Профессор оказался довольно гостеприимным. Завел в комнату, заваленную книгами, и начал объяснять:
— Я изобретаю, Вася, машину времени. Я чуть не подпрыгнул.
— Где она? Давай скорее дунем в светлое будущее!
Профессор смутился.
— Как таковой, машины нет, но я пришел к выводу, что человек независимо от даты рождения может жить в любом веке. По нашим понятиям, Сократ давно умер, однако его идеи и высказывания актуальны и сегодня. Поэтому Сократ — наш современник. Люди часто говорят: «Он опередил время. Он отстал от времени». Следовательно, каждый человек…
— Все ясно, — перебил я профессора, — мой дружок Митя обскакал время на целых пять лет, так как делает ботинки в счет будущей пятилетки.
— Аналогия верная, — кивнул головой Иван Кузьмич.
— И в то же время Митя живет в прошлом, — продолжал я развивать мысль, — потому что уже десять лет его башмаки никто не покупает.
— Снова в десятку, — улыбнулся профессор, — быстро ты понял мою гипотезу.
— Понять-то понял, а вот в каком веке я живу? Кузьмич открыл толстую тетрадь.
— Я составил тест. Надо ответить на сто вопросов.
— Ух ты, на целых сто? Ладно, валяй. Все равно делать нечего. Профессор поправил очки и спросил:
— Какие произведения Гомера, Вергилия, Горация и Плутарха вы читали в переводе и оригинале?
— Продажных слуг империализма в оригинале не читаю. Ничего оригинального у них нет. В переводе — тем более.
— Знакомы вы с идеями Вольтера, Руссо и Гегеля?
— Еще бы. Малые они неплохие, только малость кой-чего недопонимают. Дали бы мне с ними потолковать — я бы им все быстро объяснил.
Короче говоря, полдня пытал. Все с подковырками спрашивал. Но отвечал я достойно. Как учили. Лицом в грязь не ударил. А профессор поколдовал над бумагами и выдал:
— Вы живете, молодой человек, в
ни с сего сломалась. А профессор юркнул за книжный шкаф и залепетал:
— Но если хотите, я помогу вам вырасти до уровня двадцатого. Задатки у вас есть.
— Спасибо, обойдусь, — гордо ответил я и хлопнул дверью.
Долго еще у меня кулаки чесались, а потом как-то скучно стало без профессора. Однажды набрался смелости и зашел. Иван Кузьмич мне «Муму» прочитал. Отличный, оказывается, рассказ. Теперь я часто к профессору забегаю. Новую книгу возьму или о стоиках поспорим. Иван Кузьмич как-то сказал, что я уже в девятнадцатый век вступил. Ничего, доберусь и до двадцать первого. Обязательно доберусь.
Станислав Солодовников
Странное приключение
Несколько лет назад на железнодорожном вокзале небольшого районного города в центре Белоруссии сидел мужчина. Вокруг него гудел зал ожидания, люди закусывали, беседовали, смеялись, дремали. Дети сновали между кресел. Кто-то поднимался и уходил, на смену приходили другие, и круговорот этот был нескончаем: вечное кочевье.
Ветеринарный врач Прохоров Иван Кузьмич возвращался с конференции, посвященной проблемам охраны окружающей среды. После окончания официальной части группа давно знакомых между собой ветеринаров встретилась в обстановке, когда произносятся не речи, а тосты. Правда, потом все равно разговор перешел на профессиональный характер, но без обиняков и с большим количеством тех слов, которые обычно с трибун не произносятся. Все досыта наговорились, отвели душу, и как-то так получилось, что Прохоров проводил товарищей и вот теперь уезжал последним. Он невероятно устал, и ему приходилось делать отчаянные усилия, чтобы не уснуть и не проспать поезд. Он моргал глазами, не давая векам сомкнуться больше, чем на секунду, тер лысину, массажировал виски, и мысли его не могли сосредоточиться. То в голову лез пес, которого недавно пришлось лечить: бедняга, попал под машину; то думал, что в этот городок хорошо бы приехать с семьей на лето, то вспоминались заседания конференции. Доклады все были дельно-скучноватыми, и на их фоне запомнился кандидат наук откуда-то из Сибири, изложивший в общем убедительную и непротиворечивую теорию болезней и гибели динозавров. Доклад его сопровождался на диво хорошо исполненными диапозитивами.
Иван Кузьмич в очередной раз посмотрел на часы. До отхода поезда оставалось полтора часа. Глаза закрывались, сон накатывал неумолимо, но Прохоров знал, что если сейчас уснет, то проспит не только время отхода поезда, но вообще все на свете. Диспетчер объявила отправление очередного поезда, и голос ее точно прорывался сквозь помехи ураганов и бурь на тысячах километров. Вообще-то поезд Ивана Кузьмича уходил в девять вечера, но, придя на вокзал, он обнаружил, что время отправления перенесено на двенадцать. Это было неожиданно и сбило его. Он-то рассчитывал сразу лечь спать в вагоне, а вот теперь сиди и жди.