Кристальный пик
Шрифт:
— Сдаешься? — спросил Солярис, равнодушно глядя на меня сверху-вниз.
— Нет! — К его раздраженному «Тц!» я снова вскочила на ноги, даже не отряхнувшись от прилипшей к коленям земли. — Я драгоценная гос...
Но не успела дойти даже до середины предложения, не то, что произнести его целиком: не оставляя мне и шанса, Солярис снова ударил и швырнул меня на землю. Он никогда не церемонился. Уж коль дал обещание, то будет держать его до самой смерти.
«Хочешь овладеть мечом?», — спросил Сол несколько месяцев тому назад, когда Мидир бессовестно предал меня и раскрыл ему мое новое сокровенное желание. — «Никто не станет тренировать тебя. Почему? Ты не помнишь, что стало с твоей первой няней-весталкой?
Тогда мне пришлось сделать вид, будто я не понимаю, что именно движет Солярисом, который еще со времен войны ненавидел человеческое оружие, но еще больше ненавидел подъемы ни свет ни заря. Не меньше он ненавидел и мое стремление к физической силе, кою считает излишней для принцессы, находящейся под защитой дракона. Да и глупости все это: предложи я кому угодно мешок с драконьими изумрудами, коих еще осталось в сокровищнице Дейрдре немерено, любой бы без раздумий исполосовал мне лицо, если бы я об этом попросила! Именно это и беспокоило Сола на самом деле. Ведь только он, прожив больше семидесяти лет на этом свете и больше двадцати из них рядом со мной, точно знал, как повалить меня наземь плашмя, но при этом не оставить на моем теле ни одной раны или синяка.
На рассвете маковое поле будто действительно загоралось, охваченное красно-розовым светом, как огнем. Эти цвета ложились узорами на перламутровую чешую, покрывающую руки Сола до самых локтей. Он был необычайно прекрасен в такие моменты. Ветер, несущий с собой сладость медуницы, сеял беспорядок в моем сердце так же, как сеял его в перламутровых волосах. Те снова лежали у Соляриса абы как, пряча выбритые виски и затылок, но зато открывая серьгу из латуни и изумрудный шарик с тринадцатью гранями на его конце. Каждый раз серьга эта мелодично позвякивала, когда мне почти удавалось достать до шеи Сола острием меча.
— Плохо, — изрек Солярис, когда я в очередной раз споткнулась и ударилась копчиком о камень, затесавшийся в траве. Руки безвольно повисли вдоль тела, выпустив обоюдоострый меч с навершием из пяти лепестков и узорами черни — красивый, но невероятно тяжелый, хоть и выкованный Гектором специально по моим меркам. — Позор.
— Ты не очень-то воодушевляешь.
— Я не воодушевлять тебя сюда хожу. Где ты видела, чтобы сталь добрым словом закаляли? Вставай. Последняя попытка. Если сможешь договорить хотя бы до слов «дочь Оникса Завоевателя», то завтра разрешу взять копье.
Солярис был терпеливым стражем и ласковым возлюбленным, но крайне строгим наставником. Его ханжество и высокомерие порой становились невыносимыми и вставали у меня поперек горла комом, который приходилось проглатывать вместе со слезами и усталостью. Вот опять я встала, поправила одежду и покорно подняла меч с промятых маков, не обращая внимание на болезненное сокращение мышц. Никакой боевой стойки, никаких правил и никакой пощады — Солярис учил меня драться так, как учат драконов, а не людей, за одним тем исключением, что меня не защищала чешуя, а потому было в два раза сложнее увернуться.
— Хорошо, — кивнул Солярис одобрительно, когда я ушла с линии его атаки и наконец-то удержалась при это на ногах.
Мы начали наши тренировки еще в месяц китов, когда эти прекрасные подводные создания рассекали Изумрудное море хвостами величиной с пики гор, проплывая под утесами замка. С окна можно было увидеть фонтаны блестящей
Все свое время мне приходилось посвящать делам девяти туатов, проблемы которых посыпались на меня градом после смерти отца, как перезрелые яблоки с плодоносного древа. Когда же выдавалась свободная минутка, — а выдавалась она лишь перед завтраком, на заре, — я бежала на маковое поле и упражнялась, чтобы стать сильнее. История с Сенджу научила меня двум вещам: во-первых, наивность — самый худший из пороков; а, во-вторых, иногда одним умом с врагом не справиться. Чтобы более не пришлось умирать, я решила, что лучше научусь, как заставлять умирать других.
И пускай Солярис до сих пор побеждал меня раньше, чем я произносила свой титул до конца, я все равно гордилась своими успехами. Самым большим из них была длинная ссадина у Сола под подбородком, которая пусть уже и зажила, но была отмечена в том же месте алой хной. Так Солярис хотел, чтобы я не забывала: коль смогла ранить его один раз, то смогу и второй.
— Ты справишься, — произнес Сол вдруг, когда снова отразил мой рубящий удар — прием, который я тщетно оттачивала всю прошлую неделю. Но говорил он вовсе не о нем. — Ты законная хозяйка Круга. На всем континенте не существует места, где ты должна была бы чувствовать себя не в своей тарелке. Помни, ты в своем праве. Твой дом везде, а значит все, кто здесь живет — всего лишь твои гость.
Услышать приободрение из уст Сола было сродни тому, чтобы услышать то самое пение китов. Я так растерялась и захмелела от радости, что была готова заплакать, когда Солярис решил не изменять своей привычке портить все хорошее и добавил ложку дегтя в свою медовую речь:
— То ли дело драконы... Вот с ними нам тяжко придется. А по сравнению с Бореем и новыми Старшими, ярлы не более, чем капризные дети.
— Ты их недооцениваешь, — буркнула я, отступая на несколько шагов назад, чтобы перевести дух. Чем выше поднималось над горизонтом солнце, тем жарче становилось. Несмотря на то, что до полудня было еще несколько часов, казалось, что даже сталь моего меча начинает плавиться. — Хускарлы видели, как я обернулась драконом в тот день, когда умер отец, и как ты убил меня. Слухи об этом гуляют по всему Кругу. Кем меня теперь только не кличут: и драконьим подменышем, и вёльвой на троне, и даже Диким. Все будто забыли о Красном тумане и том, что это мы вернули им близких и спасли от гибели целый мир! Вот, каков простой народ, а ярлы являются его представителями. Вдобавок, стоит им только узнать о моем желании восстановить с драконами союз...
К моему удивлению, Солярис промолчал, и от этого мне стало вдвойне не по себе. Из-за последствий Красного тумана, с коими требовалось разобраться в первую очередь, мы и так слишком долго откладывали сейм — ежегодный съезд самых важных господ континента, праздник единства, на котором ярлы подтверждают свою верность короне и распивают креплённый мёд из одного чана. Усядься я на трон хоть тысячу раз, но не быть мне настоящей королевой, покуда я благополучно не проведу хотя бы один сейм. Ведь столь обширные владения то же самое, что строптивая лошадь — и с тем, и с другим не справиться без крепких поводьев. Отцу поводьями служил страх, а мне, как я надеялась, поводьями станет уважение.