Кристина
Шрифт:
— Ну, слава Богу, — сказал он. — Я думал, что у него будут неприятности с теми сигаретами.
— Я звоню как раз из-за Эрни, — проговорил я. — Джимми, ты помнишь, как опечатали гараж Уилла?
— Конечно, помню. — Джимми вздохнул. — Теперь бедный Уилл умер, и я потерял работу. Моя мама хочет, чтобы я поступил в техническую школу, но я не силен в этих делах. Я думаю пойти на какую-нибудь работу. Может быть, сторожем. Мой дядя Фрэд…
— Эрни сказал, что, когда закрывали гараж, он забыл в нем небольшой пенал с инструментами, — перебил я. — Он лежит за одной
— И они еще там? — спросил Джимми.
— Полагаю, да.
— Что за растеряха!
— Они стоят больше ста долларов.
— О Господи! Я думаю, их там больше нет. Я думаю, их забрали полицейские.
— Эрни сказал, что они надежно спрятаны. Но он не сможет сам прийти за ними, у него какие-то неприятности. — Я лгал, но был уверен, что Джимми не раскусит меня. Я знал о его умственной отсталости и пользовался своим знанием.
— Ах, черт! Ну ладно… слушай. Я схожу за ними. Правильно, завтра же утром. У меня остались мои ключи.
Я вздохнул с облегчением. Мне были нужны не мифические инструменты Эрни, а ключи Джимми.
— Я заеду за ключами, Джимми. Ты не знаешь, где лежат инструменты, и будешь искать целый день.
— Да, но Уилл велел никому не давать ключи…
— Конечно. Но он говорил это раньше, а теперь гараж пустой, и в нем нет ничего, кроме инструментов Эрни и старых покрышек. Скоро все хозяйство Уилла продадут, и Эрни лишится своих инструментов.
— Да? Ну ладно, я надеюсь, что все будет в порядке. Только верни мне ключи. — А затем он сказал абсурдную, но трогательную вещь:
— Понимаешь, это все, что у меня осталось от Уилла.
Наконец я сделал последний звонок — и услышал сонный голос Ли.
— Что у тебя, Дэннис? — спросила она. Я рассказал ей, ожидая, что она назовет мне дюжину слабых мест в моем плане. Однако когда я закончил, она просто проговорила:
— А если это не сработает?
— Все будет зависеть от нас с тобой. Ли, — сказал я. — Я бы не вмешивал тебя в это дело, если бы смог. Но Лебэй заподозрит западню, поэтому нужна надежная приманка.
— Я бы не позволила тебе обойтись без меня, — твердо произнесла она. — Это ведь и мое дело. Я любила его. А когда ты начинаешь кого-нибудь любить… я не думаю, что ты когда-нибудь сможешь полностью расстаться со своим чувством. Ты меня понимаешь, Дэннис?
Я вспомнил все прошедшие года. Летние месяцы, когда мы плавали, читали или играли: монополию, солдатиков, шашки. Муравьиные города. Случаи, когда я спасал его от тех, кто не любил чужаков, — от тех, кто всеми силами старался извести этого странноватого долговязого чужака. Иной раз мне и самому крепко доставалось за мое донкихотство. Но ничего не могло быть лучше тех прошедших лет. Мне тогда нужен был Эрни, а я был нужен ему. Теперь это было очень горько вспоминать.
— Понимаю, — сказал я, и внезапно моя рука потянулась к глазам. — Я думаю, ты никогда не расстанешься с ним. Я тоже любил его. И может быть, для него еще не все кончено. —
— Я не его ненавижу, — тихо сказала она. — Не его, а этого человека, Лебэя… мы и в самом деле видели его сегодня, да, Дэннис? Тогда, в машине?
— Да, — ответил я. — Его.
— Но ведь все обойдется, да? Я люблю тебя, Дэннис.
— Я тоже тебя люблю.
Как оказалось, все закончилось на следующий день — в пятницу, девятнадцатого января.
48. ЭРНИ
Тот безумно длинный день я начал с того, что заехал к Джимми Сайксу и взял у него ключи от гаража. Затем поехал к средней школе Либертивилла, свернул на дорожку, ведущую к школьной автостоянке, и припарковал свой «дастер» в первом ряду. Я знал, что Эрни обычно ставил Кристину в заднем ряду машин, и хотел встретиться с Лебэем на улице. Без Кристины он казался мне несколько более уязвимым.
Я слушал радио и смотрел на футбольное поле. Я не мог поверить, что когда-то мы с Эрни обменивались сандвичами на этих занесенных снегом трибунах. И не мог поверить, что сам выходил на это поле, облаченный в щитки, поверх которых была надета широкая майка, в спортивные трусы и пластиковый шлем, и был бесконечно уверен в своих физических возможностях… если не в собственном бессмертии.
Если когда-либо у меня были такие чувства, то теперь я не замечал их в себе.
У меня в груди гулко стучало сердце, руки отвратительно подрагивали. У меня появилась трусливая мыслишка, что Эрни может сегодня попросту не приехать. А затем я увидел знакомый красно-белый кузов Кристины, свернувшей с дорожки и припарковавшейся на школьной стоянке. За рулем был Эрни, на нем была школьная куртка. Он не заметил меня и вышел из машины.
«Оставайся на месте, он пройдет мимо, — жарко прошептали все те же трусливые, малодушные мысли. — Он пройдет мимо, как все остальные, и не увидит тебя».
Вместо этого я открыл дверцу и вытащил наружу свои костыли. Затем перенес на них тяжесть своего тела и выпрямился. Из главного здания донесся первый звонок — Эрни опаздывал в школу. Раньше моя мама говорила, что он страдал чрезмерной пунктуальностью. Может быть, Лебэй не отличался ею.
Он приближался ко мне, держа книги под мышкой и глядя себе под ноги. Затем он поднял голову и увидел меня.
Его глаза расширились, и он автоматически повернулся вполоборота к Кристине.
— Что, за рулем уютнее? — спросил я. Он снова повернулся ко мне. Рот немного искривился — как будто на язык попало что-то невкусное.
— Как твои культяшки, Дэннис? — спросил он. Джордж Лебэй намекал, что его брат умел находить у людей их больные места.
Я сделал два шага на костылях и несколько приблизился к нему. Он улыбался опущенными вниз уголками губ.
— Тебе нравилось, когда Реппертон называл тебя Прыщавой Рожей? — спросил я. — Тебе это нравилось настолько, что ты решил применять его манеры к другим людям?