Кристина
Шрифт:
Что-то в его голосе заставило Эрни обернуться еще раз. В глазах его отца замерли мольба и отчаяние.
— Я не говорил, что хотел заступиться за тебя, — сказал Майкл. — Я понимаю ее так же, как и тебя. Ты толкнул ее, ты решил добиться своего любой ценой….
У Эрни вырвался хриплый смешок:
— Иными словами, так же, как и она.
— У твоей матери сейчас происходит изменение в жизни, — спокойно произнес Майкл. — Оно крайне сложно для нее.
Эрни уставился на него, подумав, что ослышался. Он не понял, каким образом слова его отца могли относиться к их разговору.
— Ч-что?
— Изменение.
— Она хочет все делать по-своему. И в этом нет ничего нового. Она всегда хотела все делать по-своему.
— Она бы ничего не сказала, если бы ты не захотел все делать по-своему, — заметил Майкл. — Почему ты думаешь, что ты другой? Или лучше нее? Ты сейчас старался подражать ей, она это видела. И я это видел.
— Она первая начала…
— Нет, начал ты, когда привез машину домой. Ты же знал, как она будет себя чувствовать. И она права в другом. Ты изменился. Это началось в тот день, когда ты пришел с Дэннисом и сказал, что купил машину. Ты думаешь, что тогда не расстроил ее?
— Но, пап…
— Мы не видим тебя, ты либо работаешь с машиной, либо уходишь с Ли.
— Ты начинаешь говорить, как она. Майкл внезапно усмехнулся — но его усмешка была грустной.
— Ты ошибаешься, как всегда. Это она говорит, как она, и ты говоришь, как она, а я пытаюсь сохранять между вами нейтралитет, как миротворческие силы ООН.
Эрни хмыкнул; его рука пощупала поверхность машины и стала ее поглаживать.
— Хорошо, — сказал он. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Я не понимаю, почему ты позволяешь так обращаться с собой.
Грустная усмешка на лице Майкла стала еще грустнее — он стал похожим на собаку, у которой отняли любимую игрушку.
— Вероятно, некоторые вещи со временем становятся образом жизни. И может быть, существуют другие вещи, которых ты не понимаешь, а я не могу объяснить. Я… я ведь люблю ее.
Эрни пожал плечами.
— Ну… так что?
— Мы можем проехаться? Эрни сначала удивился, потом показался польщенным.
— Конечно. Садись, куда держим путь?
— В аэропорт.
У Эрни поднялись брови.
— В аэропорт? Зачем?
— По дороге объясню.
Эрни управлял машиной уверенно и легко. Новые передние фары Кристины разрезали темноту двумя длинными яркими лучами света. Он проехал мимо дома Гилдера, свернул на Элли-стрит и вырулил на Кеннеди-драйв. Вскоре они мчались по шоссе 1-278, ведущему в аэропорт. Движение на дороге было слабым. Глухо рокотал двигатель — старые выхлопные трубы были заменены новыми. Циферблаты на приборной доске горели мифическим зеленым светом.
Эрни включил радиоприемник и поймал WDIL, средневолновую питсбургскую станцию, которая передавала в эфир только старые записи. Звучала песня «Герцог Эрл» в исполнении Джина Чандлера.
— Ходкая штуковина, — удивленно проговорил
— Благодарю, — улыбнувшись, сказал Эрни.
Майкл вдохнул:
— Пахнет, как новая.
— Почти так и есть. Эта обивка сидений обошлась мне в восемьдесят баксов. Часть денег, из-за которых так вопила Регина, я потратил на публичную библиотеку и постарался кое-что узнать из книг и журналов. Но это оказалось не так просто.
— Почему?
— Ну, во-первых, «плимут-фурия» 58-го года не был задуман как классический автомобиль, и поэтому о нем никто много не писал, даже в ретроспективных изданиях — таких как «Америкен кар». «Америкен классике» или «Автомобили 1950-х».
— Я не знал, что ты так интересуешься старыми автомобилями, Эрни. Давно ты стал изучать литературу о них?
Он неожиданно пожал плечами:
— Как бы то ни было, проблема заключалась в том, что Лебэй изменил вид машины. Детройт не выпускал «фурию» с красно-белой расцветкой, — а я хотел сделать ее такой, какой она была у своего владельца. Поэтому я должен был кое-что узнать о ремонте старых автомобилей.
— Почему ты хотел переделать ее так, как переделывал Лебэй?
Вновь неопределенное движение плечами.
— Не знаю. Просто мне казалось, что так будет лучше.
— Ну, по-моему, ты проделал адскую работу.
— Спасибо.
Его отец наклонился вперед, глядя на приборную панель.
— Будь я проклят! — воскликнул Майкл. — Никогда не видел такого.
— Что? — Эрни взглянул вниз. — А! Милеометр.
— Он крутится в обратную сторону, да? Счетчик и в самом деле крутился в обратную сторону. Вечером первого ноября он показывал 79,500 и еще несколько миль. Пока Майкл наблюдал за ним, правая цифра 2 на индикаторе сменилась цифрой 1, потом — нулем. Когда появилась цифра 9, число пройденных миль уменьшилось на единицу. Майкл улыбнулся:
— Вот одна вещь, которую ты упустил из виду, сынок.
Эрни тоже улыбнулся.
— Верно, — сказал он. — Уилл говорит, что в электропроводке где-то перепутана полярность.
— Он хоть значения точно отмеряет?
— А?
— Ну, если ты проедешь от нашего дома до главной площади, то он вычтет необходимые пять миль из первоначального числа?
— Я понял тебя, — сказал Эрни. — Нет, он совсем не точен. После каждой пройденной мили целое число миль уменьшается на две или три единицы. Иногда больше. Рано или поздно оборвется проводка спидометра, и я заменю ее. Я сам сумею все исправить.
Майкл, у которого два или три раза были неприятности со спидометром, тревожно взглянул на его стрелку. Однако та почти неподвижно застыла возле отметки «40». Казалось, что спидометр был в порядке; неисправен был только милеометр. Неужели Эрни на самом деле думал, что спидометр и милеометр питаются от одной и той же проводки? Конечно, нет.
Он улыбнулся и проговорил:
— Это сверхъестественно, сынок.
— Так почему аэропорт? — спросил Эрни.
— Я покажу тебе место для парковки, — сказал Майкл. — Пять долларов. Дешевле, чем в гараже Дарнелла. И ты в любое время можешь добраться до нее на автобусе. Правда, аэропорт находится в самом конце маршрута.