Кристийна, или Легко ли быть средней сестрой
Шрифт:
— Не выпендривайся! — скорчила Хелен рожу.
— А ты, Кристийна, тоже жалуешься на школьные заботы? — спросил дед.
— Жалуюсь я или нет, какой с того толк? Пуссер мне не купили, кроссовки тоже… А, ты не понял, о чём я говорю, так я и думала. Пуссер — это такая клёвая блуза, без пуговиц. У моей соседки по парте есть и пуссер, и кроссовки. Кроссовки — это обувь такая. Вроде кедов.
— Это спортивные туфли для бега, — уточнила мама из кухни.
— Ишь ты, — удивился дед. — Специальные туфли для бега им нужны.
—
— Что ты говоришь? Ну попробуй, у меня много пуговиц! — улыбнулся дед.
— А вот и попробую: царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, инвалид, больной… Получается, что ты инвалид, вот!
— Вроде бы так, — печально согласился дед.
— Спину ломит, да и суставы плохо сгибаются уже третью неделю.
— А что значит — инвалид? — испугалась я.
— Человек, у которого весь организм повреждён, — сказал дедушка, и у меня от стыда слезы хлынули из глаз.
— Гляди, у тебя и на рукавах пуговицы! — заметила я.
— По две штуки на каждом! — сказал дед. — Гадай дальше!
— Друг, подруга, спекулянт, ворюга… Нет, ты не ворюга! Знаешь, это гадание просто шутка, меня моя соседка по парте научила, Трийн, а она такая несерьёзная…
— А чему ещё ты научилась за три недели? — спросила бабушка, разрезая пирог. — Или вы каждый день только пуговицы считали? А ну-ка покажи дневник!
Бабушка так и не поверила, что нам пока вообще оценки не ставят. Мне и самой это не нравится, читай и пиши так хорошо, как только можешь, — за это тебе в дневник плюсик могут поставить, или учительница напишет: «Молодец!». А мама говорит, что в первом полугодии детей не хотят трахмировать, потому что если маленький ребёнок получит двойку, он огорчится. Как же! А если ребёнок не получит пятёрку, которую получила его старшая сестра, он ещё сильнее огорчится, трахмируй его или не трахмируй!
— А деревянные башмаки, которые ты подарила, в школу надевать нельзя! — пожаловалась Хелен бабушке. — Учительница говорит, что её уши не выносят их стука.
— Нет, вы только подумайте! — удивился дед.
— Сдаётся, что единственная деревянная вещь, дозволенная в школе, это голова.
— Нет, — сказала Хелен, — у нас и без того ранцы тяжёлые, как сумка, с которой мама приходит из магазина.
— Вот-вот! — ухмыльнулся дедушка. — Когда вся эта книжная премудрость перекочует в голову, одной шеи не хватит, чтобы такую тяжесть удержать. Две понадобятся!
Мне лично такое не понравилось бы: если голова маленькая, придётся мыть две шеи, а взрослым — массировать две шеи. Кто с этим справится?
Дедушка вздохнул, и некоторое время все ели пирог молча. Затем мама сказала:
— Кристийна, ты бы рассказала бабушке и дедушке про Пирата.
Хелен покачала головой:
— Опять эта старая история! Как будто Кристийна подвиг совершила! Хулиган дал малышке значок, и теперь все только об этом и болтают!
— Что за значок? —
Пришлось показать бабушке с дедушкой значок со Старым Тоомасом и рассказать про Пирата, хотя я эту историю сто раз уже рассказывала — и маме, и папе. И бабуле.
В один прекрасный день мы с Хелен возвращались из школы. И хоть дорога была недлинной, успели поссориться. Мы начали со спора, чья классная руководительница красивее. Хелен уверяла, что её классная красивее нашей, потому что модно одевается. А у нашей учительницы прекрасные рыжие волосы и золотистые веснушки на носу и щеках. Я сказала Хелен, что модную одежду может купить каждый, а рыжие волосы и веснушки достаются не каждому, будь он хоть несметно богат. Хелен разозлилась и убежала от меня как раз тогда, когда ремешок на моём ранце расстегнулся. Пока я поправляла ремешок, ко мне подошёл большой парень, крепко взял за локоть и спросил:
— Слушай, тёлка, бабло у тебя имеется?
Я посмотрела парню в лицо. Его лицо было в веснушках, как у нашей классной. Подумала: может, он её родственник? Или даже сын? Может быть, он должен был купить маленькой сестрёнке молока, но нечаянно истратил все деньги на мороженое или жевательную резинку? Не знаю, учителя секут своих детей розгами или только ругают?
— Прошу прощения, но у меня, к сожалению, совсем нет денег. Вчера были, но я купила «Тяхеке». И, представляешь, папа купил этот же самый журнал!
— Гони тридцать копеек! — зло прошептал парень. У него, наверно, не всё в порядке со слухом. Или у него десять братьев и сестёр, которые ходят по дому в деревянных башмаках, и он от этого чуть не оглох?
— Пошли к нам, я отдам тебе другой экземпляр «Тяхеке», — сказала я. — Не бойся, я с тебя денег не возьму. Может, я даже выпрошу у мамы тридцать копеек для тебя. Правда, денег у неё мало, она, знаешь ли, сейчас не может ходить на работу. Но мы вместе попросим, ладно?
— Чего ты гонишь! — воскликнул парень и так сдавил мой локоть, что стало больно.
— Ах, как тебе не стыдно, — возмутилась я.
— Посмотри, какой ты большой и сильный, а я такая маленькая и слабенькая. Мало каши ем, потому.
Парень отпустил мою руку и прошипел:
— Скажи честно, есть у тебя тридцать копеек или нет?
Я внимательно разглядывала его. Весь в веснушках, да, но тощий. И школьной формы не носит, ходит в джинсах, да и те латаные и поношенные. Нет, сыном учительницы он быть не может. Под глазами синяки, наверное, он постоянно страдает от голода и нищеты. Как Чиполлино. По телевизору как-то показывали голодающих, на них страшно было взглянуть. Правда, те были неграми и жили в Африке, но ведь могла среди них затесаться какая-нибудь белая ворона. Я порадовалась, что сняла ранец со спины, открыла замок и пошарила в первом отделении. Есть! Не меньше полпачки печенья «Счастливое детство» сохранилось. Я протянула пачку парню и сказала: