Кристийна, или Легко ли быть средней сестрой
Шрифт:
Имби улыбнулась во все свои молочные зубы и произнесла:
— Отя хосет сипотку. На лупь!
— Отя просит не сипотку, отя просит муки! Муки, — терпеливо повторяла Хелен. — А что это за «лупь»: как трудно с ребёнком, когда он половину букв не выговаривает! Ну-как, Имби, скажи р-р!
— Ллл!
— Ворона!
— Ваона! — радостно воскликнула Имби.
— Ах, оставь ты её в покое с этой буквой «р». Пусть она лучше принесёт муки! — сказала я.
— Дочка просит муки!
— Отя посет уки! — повторила Имби, направляясь в кухню.
—
Дедушка посмотрел на часы и заметил:
— Вы вовремя посылаете ребёнка на кухню: мой желудок подсказывает, что пора уже за стол садиться. До Нового года надо ещё олово лить на счастье. И куда этот парень, папа ваш, подевался?
— У папы пылится шуба Деда Мороза, но ты не говори ему, что я это знаю, — шепнула я деду.
Дед поперхнулся:
— Ох уж эта современная молодёжь. Пылится! Что это должно означать?
— Точно не знаю, я слышала, как папа уходя сказал маме: «Заскочу на работу, там у меня шуба Деда Мороза пылится!» Наверно, папа поехал её вытряхивать! Хочешь, дедушка, я научу тебя новогодней хитрости: если хочешь сэкономить деньги, заказывай все дорогие вещи Деду Морозу. Я в этом году написала Деду Морозу, чтобы он принёс маме стиральную машину, а папе дублёнку, а… В общем, сам увидишь!
— Ха, какой ты ещё ребёнок! — возмутилась Хелен. — Тсс! Послушаем, что скажет Имби!
На кухне воцарилась тишина, слышно было только, как капает вода из крана. И тут раздался голосок Имби:
— Варррона! Варрона пррросит ррупь!
И вдруг она очень четко произнесла: «Мир детям! Дети хотят мир!»
Шум в кухне поднялся пуще прежнего. Восторгам не было конца.
— Боже мой!
— Имби, ты уже произносишь «р-р»!
И, конечно, весь вечер твердили только о «р». Мы с Хелен сто раз на дню произносим «р», а у дедушки он звучит особенно красиво и раскатисто, но у всех на устах только Имбино «р». Даже за праздничным столом.
— Городской новогодний стол более пресный, чем деревенский, — заявила Хелен.
— Мясо пересолено, — заметила я.
— Мы с бабулей солили по очереди, — улыбнулась мама. — У трёх поварих мясо пересолено.
— Ничего, съедим, какие наши годы! — утешил дедушка. — На будущий год попробую добыть к столу жаркое из зайца.
— Ты сначала попробуй выздороветь, — одёрнула его бабушка.
— А как мы будем лить счастье? — спросила Хелен. — И где возьмём свинец?
— Для того чтобы лить счастье, лучше всего годится старая дробь, — сказал дедушка. — Неужели у вас дома не найдется горсточка старой дроби?
— Ну ты даёшь! — рассмеялся отец. — К чему нам держать дробь дома — ведь я не охотник!
Дедушка поскучнел.
— Давайте лить счастье из парафина, — нашлась мама. — Я где-то читала, что в некоторых странах для этого используют парафин.
Мы расплавили на плите в старой консервной банке несколько свечей и
И Дед Мороз не пришёл: наверно, не рискнул в пыльной шубе показаться нам на глаза. Подарки в этот раз были спрятаны под ёлкой, и естественно, что там не уместились ни мамина стиральная машина, ни папина шуба, ни гоночный велосипед для Хелен, ни охотничье ружьё с оптическим прицелом, о котором мечтал дедушка. Я решила на будущий год не писать Деду Морозу никаких писем, пусть он подавится, жадина! Но когда я увидела, какое радостное лицо сделал дедушка при виде такого паршивого подарка, как коричневое шерстяное бельё, то подумала, что я со своими новыми коньками и белыми ботинками должна прыгать до небес от восторга. И я сказала, как дедушка:
— Какая радость! О таких вещах я даже не смела и мечтать!
Мама и папа переглянулись.
Мы с Хелен уже несколько лет назад выпросили у родителей право не ложиться в новогоднюю ночь. Слишком долго мы не выдерживаем, но приятно, что раз в году мы можем быть хозяевами своего времени, как взрослые. Удивительно, но «чрезвычайно одарённого ребёнка» отправили спать в половине десятого.
Так что скажи ты хоть сто раз «р», а не узнаешь, что ровно в полночь все встают из-за стола и с торжественными лицами слушают, как часы отбивают «12». Затем чокаются, желают друг другу «С Новым годом!», и отец целует маму. После этого делай что хочешь: кричи, проси, топай ногами — а старый год не вернётся. И не надо — ведь всегда говорят, пусть новый год будет лучше старого. Только мне стало немножечко жаль старый год: ведь он никому зла не сделал и был с нами очень любезен.
Жаль мне было и дедушку, когда он стоял у окна на балкон, заложив пальцы за брючный ремень, и печально смотрел на розовые, зелёные и жёлтые ракеты, которые расцветали, как цветы, в тёмном городском небе.
— В первый раз после войны я не смогу салютовать новому году из своей старой «тулки», — сказал он.
— Так ведь в городе нельзя стрелять из ружья, — утешила я его. — Дева испугается, и Имби проснётся. А соседи что скажут! Здесь такие тонкие стены!
Дедушка положил руку мне на плечо, и мы вдвоём подошли к кроватке Имби.
— Мир детям! — повторил дедушка и улыбнулся.
— Мы-то знаем, что у неё это получилось нечаянно, но как это к месту! Если между детьми будет мир, то и между взрослыми будет, и тогда всё устроится. И у тебя, и у Имби, и у папы…
— Дедушка, а радиатор твою спину больше не беспокоит?
— Радикулит, — поправил меня дед. — Если я знаю, что вы тут спокойно спите, спина у меня выпрямляется, как у молодого.
— Я позову Хелен и мы пойдём спать, да?