Критическая Масса, 2006, № 4
Шрифт:
Мурик сидел, не повезло. Сам виноват, впрочем, дохловат был, в спортзал не ходил. Он был первым на захвате, похожая операция. Дверь ему открыли, он сразу ломанулся на кухню, вглубь квартиры, хозяин захлопнул дверь, а пацаны замешкались на секунду. Потерпевшие забили Мурика сковородками и сдали мусорам, получил шесть лет.
— Ну я ж не такой лох. Нож есть?
— На. — Я достал из дверей «восьмерки» огромный кухонный нож.
— Пошел я. — Вася с трудом вылез из машины и потопал в парадное.
Гвоздь
Гвоздь уже почти добрался до балкона, когда дверь распахнулась и на балкон выскочила тетка звать людей на помощь. Видно, Вася начал лупить ногами в дверь, телефон не работает, курятник в панике… Увидав худого как смерть человека с огромным ножом в зубах, тетка метнулась обратно, оставив балконную дверь открытой.
Это была ошибка.
Гвоздь перелез на балкон, сплюнул нож в руку, пригнулся к земле, как под обстрелом, и юркнул в хату.
Через пару минут, точнее — через четыре, дверь парадного открылась, вышел Вася. Выглядел он колоритно — мятый красный пиджак, строгое, даже скорее угрюмое выражение лица, в руках два чемодана, обмотанных скотчем. За ним — полуголый Гвоздь, весь в синюю свастику, с чемоданом и ножом в другой руке. Глаза у него были желтые, совершенно безумные. Я уже стоял у машины, движок не глушил, открыл обе двери, «восьмерка». Гвоздь рванул на мою сторону, его чемодан я в машину не взял.
— Ты что, охуел, брось нахуй!
— Нахуя?
— Блядь, брось, убью!!!
Не споря, Гвоздь бросил чемодан и полез в машину. Вася тем временем закинул чемоданы на заднее сиденье и залез сам, выволакивать их не было времени.
Так и поехали — с вещдоками, как любители.
По дороге пацаны кратко обрисовали ситуацию — муж, жена, полумертвый дед и малолетка — дочка. Попадали на пол, просили не убивать. Им сказали — нахуй с квартиры, а в залог взяли чемоданы, жидам доверять нельзя.
Выгрузив разбойничков на хате и запретив им открывать чемоданы до моего возвращения, поехал я встречаться с Жирафом.
Предстояло получить деньги — не самое простое дело, если Жир рассчитывается.
Попытка перенести стрелку на завтра не пролезла, я настаивал на немедленном расчете. Жиды могли заявить мусорам или просто забаррикадироваться и не съехать — хуй бы я деньги получил.
Через полчаса договорились у заказчика в офисе, у пресловутого партнера — жида, с которого и началась эта цепочка тотального обмана.
Офис был в пустовавшем детском саду, в центре, бизнык его выкупил, и теперь между качелями, ракетами и желтыми
Жир позвонил, не отвлекаясь на охрану, мы поднялись сразу к барыге, на второй этаж. Тот выскочил из кабинета, жал руку, нес хуйню. Самый обычный бизнык, коротышка, лет сорока пяти, галстук, рубашка, брюхо нависает, ручки маленькие. Поразили только бровки, поболее, чем у покойного Брежнева.
Брови барыга не по чину носил.
Жир меня представил:
— Познакомьтесь, Михаил Борисович, это мой друг. Мы за гонораром.
— Конечно-конечно, все готово. А вы знаете, Эдуард Семенович (это Жир), они мне звонили.
— Ну и что говорят?
— Они в панике, говорили, что какие-то фашисты на них напали, с тесаками, ворвались в окна, угрожали всех убить, а потом ограбили, забрали последнее. Они уже переезжают к родственникам. — Он посмотрел на меня, улыбнулся и спросил: А нельзя ли вернуть вещи?
С Михаилом Борисовичем разговаривать мне было не интересно, поэтому я повернулся к Жирафу и сказал:
— Эдик, скажи Мише, что никто никаких вещей в глаза не видел. Тот, кто ему это сказал — пидорас. И кто повторяет — тоже.
Михаил Борисович, внезапно став серьезным, тихо забормотал:
— Да я же пошутил, это шутка, шутка такая.
Опять я обратился к Жирафу:
— Эдик, посмотри, когда Мишу будут хоронить, гробик не закроется до конца, бровки будут мешать, крышка пружинить.
После чего засмеялся, как актер Папанов в «Брильянтовой руке», только громче.
Бизнык достал из пиджака запечатанный конверт и передал Жиру, вопрос исчерпан.
— До свидания, Михаил Борисович, очень приятно было с Вами познакомиться. Побольше бы таких, как Вы, всем нам лучше б жилось.
— До свидания, взаимно удовлетворен знакомством. — Михаил Борисович повернулся не по уставу, через правое плечо, и потрусил в свой кабинет.
Конверт Жир начал рвать на лестнице — и вдруг неожиданно остановился, положил его в карман и рванул наверх, в офис, со словами «в парашу схожу».
Через пару минут появился, мы упаковались в его «девятку» и отъехали.
— Что там с деньгами?
— Здесь. — Жир вытащил конверт и вынул деньги. Девять купюр. Четыреста пятьдесят баков.
— Ты ж говорил — пятьсот?
— Я не говорил. Я сказал «около пятиста», конкретно я не договаривался.
— Странно, что четыреста пятьдесят. Цифра не круглая.
— Я же при тебе конверт открывал! — абсолютно естественно возмутился Жираф.
— Ну, хуй с ним.
Открывал он не при мне, и полтинник точно спиздил, если его сейчас потрусить — найду, скорее всего, в носке.