Кривая роста
Шрифт:
На главных бухгалтеров в сатиновых нарукавниках и старших плановиков с лысинами ото лба до затылка, на затурканных производителей работ и прочих нужных людей личное обаяние младшего научного сотрудника действует, как кукареканье петуха на работающий бульдозер.
Институтские же знакомства не могут объять все тресты, управления, конторы, участки, отделы, подотделы и прочая и прочая, откуда настырный шеф требует добыть материалы. Зачастую Лешка грудь в грудь сталкивается с выпускниками других институтов или закоренелыми практиками, не ведающими, кто читал сопромат и кто резал на экзаменах.
«Се
Так поступал и Алексей Утехин. Иногда он нахально звонил из ближайшего автомата и выдавал этот звонок за министерский. Начальственным баском он приказывал подготовить материалы для научного сотрудника Утехина, который посетит организацию завтра, во второй половине дня.
На этот прием шли, как язи на моченый горох, все новоиспеченные начальники. Те, кто имел опыт руководящей работы, начинали допрашивать, кто говорит, из какого отдела, интересоваться номером телефона, именем и отчеством. Тогда приходилось позорно вешать трубку.
Безотказнее всего действовали представительские расходы. Пара бутылок пива во время обеденного перерыва, дружеские сто граммов после трудового дня, пачка сигарет, по-приятельски оставленная на столе, или пробный флакончик духов.
Но в перечне командировочных издержек не была предусмотрена такая необходимейшая статья, как представительские расходы. Хотя бы по рублю в сутки, на двадцать четыре часа. Вероятно, те, кто устанавливал перечень расходов по командировкам, были оторваны от жизни и не знали простой истины, что общение людей порой тоже стоит денег.
На скромную зарплату младшего научного сотрудника, отягощенную налогом за бездетность и ежемесячной платой за «угол», представительские расходы ложились такой же тяжестью, как содержание танковой дивизии на бюджет княжества Монако.
Утехин знал, что путь в науку тернист, что он требует не только творческих мук, но и материальных лишений. Так учит история, а эту мудрейшую отрасль человеческого познания он любил и уважал. Но, как всякий практически мыслящий человек, Лешка не упускал случая ослабить тяжкий гнет этих лишений продуманной системой экономии законных командировочных расходов и обращения сэкономленных сумм во благо научных идей. Тем более что скромные суммы, истраченные сейчас, с лихвой возместятся Утехину в будущем, когда он защитит кандидатскую диссертацию и станет старшим научным сотрудником — на первом этапе…
МАЗ остановился возле темного, с покосившимися окнами щитового барака, выстроенного в начальные годы индустриализации народного хозяйства.
— Приехали, наука, — хмуро сказал водитель и распахнул дверцу кабины. — Вылазь!
— Спасибо, что довезли, — Лешка с облегчением выбрался из жаркой кабины. — Спички можете себе оставить.
— Ну-ну, — водитель покосился на Лешку и газанул. — Бывай здоров!
Лешка стряхнул с куртки дорожную пыль, вытер клочком газеты пакистанские штиблеты, заплатанные на сгибах, и пошел к бараку, где находилась контора начальника участка.
Глава 2. Подход к вопросу
Старший
Бумаги ему подавала плановик участка Лида Ведута — существо малорослое, колючее, как чертополох, с глазищами неопределенного цвета, то ли темно-коричневого, то ли светло-карего — Лешка так до сих пор и не мог разобрать. В двадцать один год плановик Ведута имела уже сформировавшийся характер, представляющий собой гибрид неуживчивой африканской антилопы и сварливого воробья. Кроме того, Ведута была еще и студенткой второго курса заочного экономического института. Это прибавляло ей самомнение примы-балерины.
Лешку она терпеть не могла. Он платил ей такой же полновесной монетой.
Не отрывая глаз от бумаг, Коршунов кивнул Утехину и показал на стул. Ведута передернула узенькими плечиками, словно ей на шею сел комар, и сморщила нос. Всем видом она показывала, что приперся Утехин ни к чему. И вообще, ходят тут всякие, путаются под ногами, надоедают занятым людям и отрывают от работы. Было бы много лучше, если бы на участке вообще не появлялись младшие научные сотрудники, а уж если их черт носит, так соображали бы, когда приходить.
На столе, едва не подпрыгивая от бессильной ярости, заливался телефон. Коршунов с усмешкой косился на него и проворно ставил на бумагах подпись с неопределенной закорючкой после буквы «р».
Лешка уселся на продавленный диван и стал терпеливо наблюдать процедуру подписи бумаг, разглядывал сосредоточенного Женьку Коршунова и плановика Ведуту, нервно переступавшую лакированными туфельками.
Несмотря на сложные взаимоотношения с Лидой, Утехин не мог не признать, что ножки у плановика весьма привлекательные. Стройные, с тугими икрами, мягко обрисованным подъемом и узкими лодыжками. Ведута наверняка знала это и туфли носила на тонюсеньком каблучке, а платья шила покороче (не «мини», но и явно не «макси»), выставляя напоказ коленки, округлые, как полнозрелые апельсины.
Ведута потянулась было к надрывающемуся телефону, но Коршунов отвел в сторону руку плановика.
— Не трожь!
— Из треста же, Евгений Васильевич, — умоляющим голосом сказала Ведута. — Насчет корректировки плана… С самого утра Николай Фомич из планового звонит…
— Нет меня! — отрезал Коршунов, поднял голову от бумаг и подмигнул Лешке. — Я на участке, Лидочка, и неизвестно, когда буду. Ясно?
Коршунов раздавил в пепельнице потухшую папиросу, закончил завитушку на очередной бумажной простыне и убежденно сказал плановику:
— И тебя тоже в конторе нет… Ты в банк уехала и до вечера не возвратишься.
— Люди же, Евгений Васильевич, звонят… Николаю Фомичу надо корректировку плана согласовать.
— Знаем мы эти согласования! Опять фонд зарплаты срежут. Каждый месяц такая свистопляска. В печенках у меня твой Николай Фомич сидит, в поджелудочной железе.
— Месячный баланс смотреть будете? — Лида обиженно поджала губы. — Себестоимость опять не вытянули.
— Ничего, в следующем месяце перекроем. — Коршунов явно из вежливости взглянул на месячный баланс — метровый лист, густо заполненный цифрами. — Давай подмахну, и отправляй…