Кривое зеркало

Ершова Алена

Своя работа Владу тоже не очень нравилась. Было обидно, что он со своим высшим педагогическим в мебельном магазине работает. Но, с другой стороны, не алгебру же с геометрией великовозрастным балбесам преподавать?

Со следователем они расстались тепло. Владислав пообещал занести копию паспорта в следственный комитет, а капитан - разузнать о судьбе малышки.

Домой Влад вернулся глубоко за полночь, лишь отметив про себя, что Оксана легла спать, так не узнав, где он ходит. Безразличие супруги полоснуло тупым металлом по сердцу и ушло вглубь. Однако думать еще и на этот счет не было никаких сил. Влад залез в душ и долго пытался смыть с себя кислый запах помойки. Казалось,

тот въелся в кожу, в волосы, в душу. Вместе со струями горячей воды на мужчину накатывали злость, непонимание, ужас. От пережитого в животе скрутился свинцовый узел. В голове крутился заевшей пластинкой вопрос:

«Кем надо быть, чтобы выкинуть собственного ребенка в мусор?»

Глава 2, в которой все идет под откос

Вы никогда не задумывались, насколько удивительны города? Насколько они похожи на людей? Также дышат, любят, злятся, болеют, а иногда умирают. Я как-то ездила в Припять. К моменту моего совершеннолетия это уже был музей под открытым небом. Жуткое, скажу я вам зрелище, сравнимое, разве что с уродцами в формалине. Смотреть страшно, а оторваться невозможно. Но совершенно ясно одно: город мертв, его сердце остановилось, по артериям не пульсирует кровь. И тогда я задумалась, что такое разумная жизнь? Есть ли у всякого сложного организма свое собственное «я»? У городов, как и у людей, оно однозначно было.

После осознания этого мне стало любопытно подмечать, насколько каждый город неповторим. Есть города-промышленники, ощеривающиеся в небеса черными трубами заводов, есть города-капиталисты, вечно суетящиеся, опаздывающие, выпячивающие свою значимость. Есть города-денди и города-кокетки, наряженные в иллюминацию и арт-объекты, производящие музыку на каждом переулке, любящие концерты, выставки и фестивали. Есть города-гопники, с темными проулками, домами, исписанными граффити и стаями голодных собак. Есть города-старушки, с авоськами в кармане, вечными жалобами на дороги и очередями в самых неожиданных местах. Но в каком городе ты ни был, где бы ни шел, ты насладишься прогулкой, если она происходит весенним днем, да еще под руку с любимым.

Собственно вторая часть моей истории началась в том же апреле, но на другом конце света.

Ароматы цветущих деревьев центрального парка пьянили. Благоухала сирень, горчила черемуха, на их фоне едва заметно трепетала вишня. Уже отцветал кизил, а каштаны, напротив, только набирали цвет.

Пара студентов неспешно шла по вычищенной дорожке.

Высокий и очень худой парень вышагивал рвано, рывками, отчего косуха болталась на нем из стороны в сторону словно на вешалке, а джинсы, утянутые ремнем, норовили постыдно слететь. Девушка немного уступала своему спутнику в росте, но камелоты на толстой подошве и общая сутулость провожатого скрывали сей факт. Её черное платье-балахон и кричащий макияж наводили на мысль об одной из многочисленных субкультур, а выкрашенные под цвет платья волосы, каскадом падающие на спину, завершали выбранный образ. Девушка повисла на руке своего сопровождающего. Ей жутко не хотелось идти домой, не хотелось, чтобы эта аллея кончалась, а сильнее всего не хотелось, чтобы заканчивалась весна. Казалось, отвлечешься, и осыплются тихие ясные дни, как вишневый цвет.

– Центр города забаррикадирован, - хмуро отозвался парень, - обойдем лучше.

И они сделали широкий крюк подальше от громких слов, флагов и митингов. Потом целовались в подъезде до распухших губ и цветных пятен перед глазами. Дышали молодость, весной и друг другом. Прощались долго, томно, пока хлопнувшая внизу дверь не спугнула голубков. Шёпот

обещаний и вот он вышел на улицу, а она поднялась на два пролёта выше. Счастливая, раскрасневшаяся с сияющими глазами и улыбкой во все зубы. И не важно, что твориться вокруг, когда внутри салют.

А дома ждала обеспокоенная мать.

– Даш, ты сегодня долго.

– Да, мы с Захаром прогулялись после пар. Погода такая хорошая! Праздник! – Девушка разулась и про танцевала на кухню. Там открыла кран и плеснула ледяной водой на лицо. Щеки горели, губы саднило и все это вызывало ни с чем не сравнимый трепет.

Немного остудилась, успокоилась, вымыла руки и плюхнулась за стол.

– А Захар чего обедать не зашёл?
– Мать озабочено глянула в окно.

– Да его родители весь телефон оборвали, где мы да как. Погулять нормально не дали. Волнуются.

– Все нынче волнуются. Время такое…

И правда, безпокойство удушливой гарью растекалось по городу. Не находили себе места родители Захара – работники металлургического завода. Переживала Дашина мама – медсестра центральной городской больницы, ходил молчаливым отец – майор милиции.

Поздним апрельским вечером он медленно ел густой борщ, хрустел острым луком, запивал перцовкой, а между делом, сам того не замечая, гладил усы. Движение это явственней всяких слов выдавало волнение главы семьи.

– Знаешь, Гала, я сегодня сделал выбор, – без вступления произнес мужчина. И замолчал, словно выдал все, что хотел, все, что тревожило и терзало.

Супруга отложила вытертую тарелку и села рядом. Разгладила пальцами покрытое незамысловатой вышивкой полотенце. Он действительно мог дальше не продолжать, все и так понятно.

Мужчина устало надавил пальцами на переносицу и все же закончил:

– Выбор сделал я, а отвечать придется всем нам. Прости.

– Я смотрела новости. Не извиняйся. Ты поступил по чести. За нее и ответить не страшно.

– А мне страшно. За вас с Дашкой в первую очередь. Сегодня я предал родину.

Галина подскочила, отчего полотенце, лежащее на ее коленях, упало на пол. Отвернулась к окну, впилась пальцами в подоконник. Глаза пожирали ночную тьму, и та разливалась словами:

– А что такое родина, Гриша? Знаешь, в школе я могла еще ответить на этот вопрос, а теперь уже вряд ли. Одно знаю: родина — это не флаг, не герб, не гимн. Не дом правительства и не треклятая площадь перед ним. То все символы да слова громкие. А вот Николай Иванович, войну прошедший, – это родина, и город наш, и область. И то, как мы говорим и во что верим, чем живем день ото дня. Ты для меня родина, и Дашка, больница моя с пациентами – тоже родина. Потому не извиняйся, не родину ты сегодня предал, а правительство. В этом нет бесчестья. Оно нас раньше предало. Тяжко будет. Не в первый раз. Дашка наша все же умницей оказалась, настояла на своем, бакалавра получила. Теперь можно ее в Россию к тетке твоей на БАМ отправить от греха подальше. Там, глядись, и перемелется все.

– Кабы нас не перемололо, Гала…

Майор как в воду глядел. С каждым днем пружина сжималась сильнее и сильнее. Напряжение, витавшее в воздухе, можно было щупать руками. Недовольство бурлило, кислотой разъедая город. Говорили о первых жертвах. Но пока тихо, не веря даже самим себе.

***

Мир взорвался в мае.

Мир разделился на «до» и «после».

Что для обычного человека самолет? Машина, доставляющая пассажиров и грузы. В крупных городах люди настолько привыкли к гудящим монстрам, что даже не поднимают головы, когда железная птица разрывает небо. Десятки, сотни бортов ежедневно взлетают и садятся, рев их двигателей - просто один из шумов города.