Кризис власти. Воспоминания лидера меньшевиков, депутата II Государственной думы. 1917-1918

Церетели Ираклий Георгиевич

Я лично не собирался входить в правительство. При том влиянии, которым я пользовался в Совете, мне надо было все свои силы посвятить работе в нем, чтобы способствовать осуществлению наиболее полного сотрудничества Совета с правительством. На этом основании я отвел свою кандидатуру, и Чхеидзе очень энергично поддерживал меня. Но члены правительства, ocoбенно кн. Львов, Некрасов и Терещенко, настоятельна требовали моего вступления в правительство. Их поддерживали с.-р., а Чернов предупредил делегацию, что он не вступит в правительство, если и я не приму в нем участия. Мне пришлось уступить, и я согласился взять министерство почт и телеграфов после заявления кн. Львова в соединенном заседании правительства и делегации, что от меня правительство не будет требовать участия в ведомственной

работе, которую я всецело могу предоставить выбранным мною товарищам министра. Моя правительственная работа должна была выражаться в участии в общеполитических решениях правительства. Все остальное время я мог посвящать работе в Совете.

Комитет Государственной думы не играл в переговорах сколько-нибудь существенной роли. С самого начала он сформулировал три общих принципа, которые он ставил условием соглашения с социалистами: 1) полное доверие Временному правительству, 2) полнота власти и 3) единый фронт с союзниками. Само собой разумеется, что Комитет Думы имел в виду то осуществление этих общих принципов, которое содержалось в программе Центрального Комитета кадетской партии. Но так как политическое руководство буржуазными элементами сосредоточивалось не в руках Комитета Думы, а в руках кадетской партии, то и развитие этой программы, и ее защита выпали на долю кадетской партии.

Принимая это положение, Комитет Государственной думы с тем большей настойчивостью выдвигал требование признания его чисто формальных прав как публично-правового источника власти, от которого новое правительство должно было получить свои полномочия. Обоснование этого права члены Комитета Думы видели в том, что в февральские дни первое правительство революционной России получило свои правомочия от Комитета Думы.

Родзянко, поддержанный видными кадетскими юристами, отстаивал в переговорах с правительством эту юридическую концепцию. Но признание за Комитетом Думы таких прав не только не соответствовало существовавшему в стране соотношению общественных сил, но не оправдывалось и с формально-юридической точки зрения.

В момент февральского переворота 4-я Государственная дума была еще живым государственным органом, который своим участием в образовании нового правительства способствовал общему признанию этого правительства и безболезненному переходу от старого строя к новому. Это была несомненная заслуга 4-й Думы. Но сущность нового строя в том и заключалась, что созданные царским режимом цензовые государственные учреждения, в том числе и третьеиюньская Дума, ipso facto уничтожались. В демократической среде считалось совершенно бесспорным, что Комитет Государственной думы мог продолжать существование лишь в качестве частной организации, выражавшей настроения определенных цензовых элементов. Поэтому социалисты, вошедшие в феврале в состав Комитета Думы, перестали с момента установления нового строя принимать какое бы то ни было участие в деятельности этого Комитета. Тот факт, что в момент апрельского кризиса Исполнительный Комитет единогласно принял предложение участвовать вместе с Комитетом Думы в обсуждении этого кризиса, объяснялся тем, что мы считали желательным обмен мнений между демократией и цензовыми элементами. Но претензии Родзянко и его коллег считать себя в какой-то мере публично-правовым источником власти были, конечно, для нас совершенно неприемлемы. На юбилейном собрании Государственной думы Скобелев выразил общее мнение демократии, когда сказал о 4-й Думе: «Мавр совершил свою работу, мавр может уйти».

Временное правительство по существу этого вопроса не расходилось с нами, но не пожелало сказать это Родзянко в такой брутальной форме. Оно только поставило ему на вид, что коалиционное правительство преемственно исходило из признанного страной первого Временного правительства, которое как государственный орган не прекращало своего существования, а расширяло свой состав и пополняло свою программу. Заняв эту правовую позицию, Временное правительство провело назначение новых министров от своего имени указом Сенату. Но право участия Комитета Думы как органа цензовой буржуазии в образовании коалиции никем не оспаривалось, и потому Временное

правительство представило ему список министров, который был им утвержден.

Переговоры между правительством и нашей делегацией закончились 5 мая в 2 часа утра. Коалиционное правительство было образовано в следующем составе:

5 министров-несоциалистов без определенной партийной принадлежности: кн. Г. Е. Львов (мин. – председатель и мин. внутренних дел), М. И. Терещенко (министр иностранных дел), А. И. Коновалов (министр торговли и промышленности), В. Н. Львов (обер-прокурор Св. Синода), И. В. Годнев (государственный контролер).

4 министра, принадлежащих к кадетской партии:

А. И. Шингарев (министр финансов), А. А. Мануилов (министр народного просвещения), кн. Д. И. Шаховской (министр государственного призрения), Н. В. Некрасов (министр путей сообщения).

6 министров-социалистов, делегированных Советом:

А. Ф. Керенский, (военный и морской министр), П. Н. Переверзев (министр юстиции), А. В. Пешехонов (министр продовольствия), В. М. Чернов (министр земледелия), М. И. Скобелев (министр труда), И. Г. Церетели (министр почт и телеграфов).

В тот же день вечером собрался пленум Петроградского Совета, чтобы выслушать доклад об образовании коалиционного правительства.

Общие собрания Петроградского Совета, этого стихийно созданного всесильного парламента революционной демократии, всегда проходили с большим подъемом. Но я не помню более взволнованного, окрыленного надеждой пленума, чем этот, утверждавший мандаты первых представителей Совета в правительстве. Все чувствовали, что открывается новая страница в развитии революции.

В атмосфере общего энтузиазма собрание выслушало сообщение Чхеидзе об образовании коалиционного правительства, программную декларацию новой власти и заявления представителей руководящих фракций Совета – Гоца, Дана и Станкевича. Когда Гоц, изложив условия образования коалиции, указал на присутствующих министров-социалистов и сказал: «Не как пленники буржуазии идут они в правительство, а как представители мощного народного органа, посылающего их занять новую позицию на выдвинутых вперед окопах революции», члены Совета поднялись с мест и устроили министрам-социалистам долгую овацию.

Атмосфера энтузиазма была такова, что большевистские лидеры предпочли воздержаться от выступления. Каменев, записавшийся было в число фракционных ораторов, подошел к эстраде и, махнув рукой, просил Чхеидзе вычеркнуть его из списка ораторов. Роль лидера левой оппозиции пришлось выполнить Троцкому, который как раз накануне вернулся из эмиграции.

В этом первом выступлении Троцкого сказалась разница между его характером и характером Ленина.

Ленин нечасто выступал перед демократической аудиторией, враждебной его взглядам. Но когда ему приходилось это делать, он делал это в резкой и непримиримой форме, идя вразрез общему течению и не стесняясь вызывать самую враждебную реакцию со стороны слушателей. Так это было на собрании с.-д. делегатов Всероссийского совещания, перед которыми он на другой день после своего приезда изложил свои тезисы о социалистической революции и диктатуре.

Троцкий, тоже впервые после приезда излагавший свои взгляды, построил свою речь так, чтобы по возможности избегнуть резкого столкновения с собранием. Ударным пунктом своей речи он сделал не критику коалиции, а приветствие русской революции, указание на ее мировое значение, на сочувствие, вызванное ею в рабочих кругах Европы и Америки. Только после этого начала, встреченного общими аплодисментами, Троцкий отметил, что считает коалиционную политику ошибкой, буржуазным пленением Совета. Но эту критику он формулировал не в резкой, вызывающей форме, а в мягких тонах, в форме дружеских советов, адресованных заблуждающимся единомышленникам. Тем же тоном он высказал надежду, что после этого первого шага будет сделан следующий, второй шаг, который он заранее приветствовал, а именно передача всей власти в руки Совета. Несмотря на эти предосторожности, критика Троцкого была встречена аудиторией очень холодно и прерывалась возгласами: «Это мы слышали от большевиков», «Нам нужна демократия, а не диктатура».