Кролик и другие новые истории
Шрифт:
В знакомом уже коридоре Соколов с пьяной галантностью прикурил две сигареты и передал одну жене Галямова.
– А ты не такой, – сказала она, высматривая что-то в Соколове.
– Какой не такой? – спросил Соколов. От жены Галямова сильно пахло сладким кремом.
– Не такой, как эти… Дружки его.
Воодушевленный Соколов принялся что-то рассказывать, а сам бултыхался в ее влажных лошадиных глазах и в какой-то момент почувствовал, как она, согнувшись от смеха, повисла на его руке, а потом прильнула телом к Соколову. Член Соколова напрягся и уперся ей в живот.
– Ну ты и… – Жена Галямова не договорила и начала целовать Соколова
Потом Соколов помнил, что он пытается удержаться, вцепившись в округлые бедра под скользкой тканью халата, и не сильно качаться в стороны, вдавливая и взбивая ритмичными движениями согнутое и прижатое к коробкам тело, а внизу под ним – мелькающие белесые ягодицы и разметавшиеся крашенные блондинистые кудряшки, да перемигиваются красные катафоты упавшего велосипеда.
Следом наступила слабость в ногах, такая, что Соколов чуть не упал, но устоял, шагнул внутрь квартиры и вышагнул сразу, не попадая руками в рукава пальто на ходу.
Его все-таки скрутило у подъезда, только вот у какого – галямовского или уже своего, и он проблевался неусвоенной водкой с солеными огурцами.
***
Следующие дни тянулись по-настоящему страшно. Соколов чувствовал себя загнанным. Дома он боялся, что о его измене узнает жена по каким-то особым нюхательно-пятно-бытовым признакам. Поэтому Соколов был с женой чрезмерно обходителен, в том смысле, что обходил ее стороной. Сделать это в двухкомнатной квартире было не просто, но Соколов преуспевал. Зато вечером в супружеской кровати себя не закрепощал. И вообще, после галямовского «инцидента» стал испытывать лютый сексуальный голод.
На улице Соколов боялся неожиданного появления Галямова. Как там будет, если Галямов узнает о случайном перепихоне на коридорных коробках? Соколов даже изменил маршрут с работы домой и старался не выходить из дома вечером. В выходные только проскочил в дешевую парикмахерскую, куда даже своего Толика раньше водить стеснялся, где неожиданно для себя попросил подстричь его коротко. Одышливая, пахнущая куревом мастер слишком буквально поняла Соколова и одарила спортивно-молодежной классикой середины 90-х.
Галямов не появлялся, зато позвонила жена Галямова и попросила зайти, но не сегодня, а завтра, и непременно в пять, а не после работы. Соколова терзали противоречивые чувства – с одной стороны, сильнейшее возбуждение, с другой стороны, вновь поднявший свою голову страх. К тому же Соколов не умел отказывать женщинам. У него не было такого опыта, и появиться ему было неоткуда – Соколов был не избалован женским вниманием. Поэтому недвусмысленные намеки со стороны галямовской жены были вдвойне приятны, или даже втройне. Можно не убивать Галямова, а мстить ему с его женой, пронеслась такая мысль в голове Соколова, пока он топал к галямовскому дому, уйдя пораньше с работы, за что, конечно, ему влетит от начальства.
Пребывание Соколова в галямовской спальне было бурным, но скоротечным… Зато потом Соколов не отказал себе в удовольствии полежать на галямовском месте, несмотря на комок страха, размером с кулак, застрявший у него в горле – от которого не вздохнуть, не выдохнуть. И ушел только тогда, когда жена Галямова, которая тепло прижималась всем телом, раскидав свою кудрявую химию по Соколовской груди и плечам, спросила неожиданно: «Может, ты его прибьешь? Не могу с ним больше».
Сколько же еще человек желает смерти Галямову, размышлял Соколов, возвращаясь привычной уже дорогой к себе. Кто-то же его
Около дома, прервав горестно-пряные думы, перед Соколовым затормозила битая красная Нексия. Оттуда неспешно вылез Галямов.
– Ты че в шары долбишься, – не спросил, а констатировал он.
– Нет, – только выдавил из себя Соколов и подумал, что от него за версту несет галямовской женой, и уж кто-кто, а Галямов-то это почует.
Галямов действительно поводил носом чуть ли не перед самой физиономией Соколова.
– Ты откуда? На блядках был? – спросил Галямов. Тон его был каким-то чрезмерно сладко-дружеским, Галямов точно был на «психе», это Соколов ощущал загривком, на котором уже зашевелились волосы. На него нахлынула та самая волна ужаса, как в армии, когда Галямов вот так вот, таким елейным голоском начинал ежевечернюю поверку, или как тот говорил – «проверку». Уловить момент, когда Галямов из добродушно-раскосого мурзы превратится в зверя, предугадать было невозможно – сначала, как правило, ломался чей-то нос. У Соколова нос был сломан три раза, например. Правда, один из переломов к Галямову отношения не имел.
Соколов неожиданно для себя сплюнул в сторону и с вызовом сказал:
– И че?
– Да ниче, – тут же примирительно ответил Галямов, – телефон отключен, жду тебя тут уже два часа. Домой к тебе заходил. Чай пил.
Галямов хохотнул. Соколов тоже хохотнул в ответ, сознавая тот факт, что он драл Галямовскую жену на галямовской кровати, пока тот ждал его, разыскивал. В голове стучали слова: «Так он же бешенный. Сразу меня убьет. И тебя».
– Че дебила включаешь? – Галямов посерьезнел лицом и сунул расслабленному Соколову палец под ребро, так что Соколов задохнулся. – Лезь в машину. Дело есть.
Соколов послушно полез.
Они кружили дворами, редко выезжая на загруженные дороги и быстро пересекая проспекты. В салоне автомобиля у Галямова было чисто – блестело даже, так чисто. Под зеркальцем заднего вида болтались миниатюрные боксерские перчатки, а на приборной панели золотились три иконки.
– А ты не мусульманин разве? – спросил Соколов, ткнув в иконки пальцем.
– Ага, – ответил Галямов, не отрываясь от дороги, – если б я был султан, то имел б трех жен. Хорошая у тебя жена, Дохлый.
– В смысле? – удивился Соколов.
– Я ж говорю, заходил к тебе домой, чай пил, – Галямов снова хохотнул.
Соколов представил Галямова на своей кухне, где скатерть белая, под ажурной клеёночкой, кухонные шкафы, дверки Соколов сам прикручивал, жена Соколова в своем любимом домашнем наряде – облегающих лосинах и домашней футболке, через растянутый ворот которой видно тяжелую грудь. А самое главное, Соколов знает, что жена его любит таких – дерзких, татаристо-чернявых мужиков. Это ее типаж, а как она вообще прицепилась к совершенно иному Соколову – загадка. Соколова передернуло. «Убью я все-таки эту тварь», подумал Соколов. Тут ему стало смешно. Шекспировские страсти. Сердца четырех. Мелодрама.