Кроме пейзажа. Американские рассказы (сборник)
Шрифт:
Перед тем как закрыть за собой дверь ванной, я услышал, как Шурик не без обиды в голосе сказал:
– Я, между прочим, занимаюсь своим делом.
Смыв с себя песок и соль, я заварил кофе, соорудил бутерброд с моцареллой, канадским беконом, базиликом, помидорами и майонезом и сел напротив Шурика, который никуда не собирался уходить. «Пусть говорит», – подумал я.
– Ну хорошо, – сказал Шурик как ни в чем не бывало. – Давай прикинем одно место к носу и посмотрим на это дело так…
– Какое именно?
– Что какое именно?
– Какое место я должен прикидывать
– Слушай, не прикидывайся шлангом, – сердито сказал Шурик. – Это так говорят, а ты можешь прикидывать себе к носу то, что тебе больше нравится.
– Понял.
– Короче. Что мы имеем? Выхаренных азербайджанцев – раз. – Он загнул палец. – По меньшей мере двух жуликов. Один из них Майк, вторая – девка. Это – два. Девку они как-то заловили, а Майка хотят поймать на нее как на живца – три. Пока они не поймали Мишу, девку они не тронут. В смысле не замочат.
– Слава богу, – я промокнул побежавший по подбородку помидорный сок.
– Теперь вопрос: где их искать?
– В Азербайджанском культурном центре при ООН, – сострил я.
– Правильно, – сказал Шурик. – Эти жлобы только что приехали и еще никого не знают.
– А ты откуда знаешь?
– А шо тут знать? Если они новенькие, так им надо искать если не прямых знакомых, то хотя бы близких по крови. Поэтому они пойдут куда?
– В ресторан «Баку», – ответил я, в очередной раз восхитившись про себя профессиональной сообразительностью Шурика. – Или в «Ереван».
– Ну ты видишь, – он укоризненно посмотрел на меня. – Ты же можешь тоже думать. Так неужели тебе не интересно довести это дело до конца и спасти, может быть, еще живого человека?
При упоминании о еще живом человеке я положил остаток бутерброда на тарелку.
– А что ей могут сделать?
– Я знаю? – пожал плечами Шурик. – Поставить на кодляк могут.
– Что?
– Групповое изнасилование ей могут сделать, – так тебе понятней? Но в ближайшие день-два ее не убьют, это точно.
Мы замолчали. Позвонил телефон. Звонил один из фэбээровских парней. Когда я повесил трубку, Шурик спросил:
– Нашли машину?
Я кивнул.
– Охранник у въезда в Си-Гейт запомнил ее номер. Ее взяли в аренду на две недели. Некто Мельник. И на это же имя была снята квартира в Си-Гейте. Спрашивают, не слышал ли я о Мельнике.
– Я же тебе сказал, они – не местные. Их сюда привезли и обобрали. Короче, напиши мне на листике список местных восточных ресторанов.
Я знал две «Бухары» – обе на Кони-Айленд авеню, «Баку» – там же, «Узбекистан» и «Сахару». Армянских ресторанов я не знал.
– Вечером сходим в «Баку». – Поймав мой удивленный взгляд, Шурик добавил: – Ну шо, я не понимаю, у американского журналиста не хватит на чашку кофе для старшего товарища?
– Шурик, – снова начал злиться я на настырность соседа, – вечером я иду в ресторан «Вышка». Меня пригласила туда одна женщина. Это – раз. Два – в русских ресторанах не подают чашку кофе.
– Почему?
– Потому что в русских ресторанах считают, что на чашке кофе ты только испачкаешь чашку и ничего не заработаешь. Ты у них попросишь кофе –
– А шо это за «Вышка»?
– Не знаю, только что открылась. У музыкантов есть такое слово «вышак» – это означает высший класс. Может, отсюда…
– А-а, – сказал Шурик. – А у зэков «вышка» означает расстрел.
11. Вышка
Бас-авеню с ее безрадостными двухэтажными домиками, где квартал за кварталом вывески прачечных сменяются вывесками пиццерий и продуктовых лавок, а дайнеры по своему внешнему виду мало чем отличаются от похоронных домов, не кажется самым подходящим местом для русского ресторана. Хотя, вероятно, то же самое думали, когда на Брайтоне появились «Националь» и «Одесса». Может быть, Бас-авеню тоже ждет расцвет, хотя еще непонятно, станут ли появившиеся здесь русские первыми смертниками или первыми ласточками вторжения в район, где, говорят, итальянцы все еще взимают мзду с новоприбывших.
В поисках парковки я поехал помедленнее и скоро увидел над крышами стоявших у тротуара машин моргающую цветными огнями «Вышку». Вышка над козырьком ресторана была намечена вытянутым в небо треугольником из светящихся желтых трубок с переломанными перекладинами внутри, а сверху над ней вертелся красный огонек, вероятно, изображая огонь над нефтяной вышкой, насколько я себе ее представляю. Вот тебе и еще одно Баку!
У входа толпилась молодежь, из репродукторов ревела «Макарена», на вязках белых и голубых шариков было написано: «Grand Opening».
– Здравствуй, голубчик, – сказала Лиза, подвигая ко мне бокал красного вина. – Ты мне нужен как никогда.
– Слушай, что за нефтяники открыли это место?
– Представь себе, что именно нефтяники. Хозяин из Баку. Накачали там этой нефти и вложили бабки.
– Так зачем я тебе нужен?
– Секундочку.
Она сделала джин с тоником подошедшему к стойке усатому мужику и, наклонившись ко мне, тихо стала говорить:
– Я пришла где-то часа за два до открытия. И скоро после этого сюда пришли какие-то знакомые хозяина и с ними была одна девка. Как мне показалось, она была такая обдолбанная, что еле шла. Они вели ее с двух сторон под руки. Бледная как смерть. Клянусь тебе, когда я ее увидела, мне стало не по себе.
– Она сейчас здесь?
– Да, в подсобке. И ты знаешь, чего я боюсь?
– Ну?
– Что она там врежет дуба и всех потом затаскают по полиции. Это именно то, чего мне не хватает.
– А кто ее привел?
– Они сидят у тебя за спиной, только не поворачивайся сразу. Четверо за столиком в левом крайнем углу.
Надо ли говорить, что мы подходим к концу нашей истории? Кому-то может показаться, что Нью-Йорк – большой город и потеряться в нем – проще простого. Даже и Бруклин с его трехмиллионным населением большой город. Но, как однажды высказалась моя знакомая художница Юля Беломлинская, все мы здесь живем, как в гарнизоне, где все всё знают обо всех. Орбиты вращения в нашей иммиграции постоянно пересекаются. Любой поиск завершается довольно быстро.