Кроме Стоунхенджа

Хокинс Джеральд

День моего отъезда из Египта приближался, и Гамаль во что бы то ни стало захотел сводить меня напоследок к одному своему знакомому. Мы прошли через базар, свернули в узкую немощеную улочку и вошли в глинобитный дом с длинными занавесками на окнах и самой простой мебелью. Мы посетили торговца древностями, потомка, как мне сказали, Абдель Расула, самого знаменитого из грабителей гробниц, который отыскал в Дейр-эль-Бахри тайник, где были в безвестности скрыты мумии сорока фараонов. И на много лет эта богатейшая гробница стала для Расула своего рода сберегательной кассой. Египтологи не брезгуют знакомством с представителями этого ремесла. У них можно получить неожиданно важные сведения, найти действительно ценные предметы, прежде

чем их тайком вывезут за границу богатые любители редкостей. Взамен египтолог время от времени неофициально подтверждает подлинность того или иного не слишком ценного предмета, чтобы отличить его от массы подделок.

Нас встретил бородатый старец с удивительно прямой осанкой. У него был вид шейха, который в свое время полностью насладился всеми радостями жизни и пережил их, – безмятежный, удовлетворенный, царственный. Он доставал из пыльного чулана и раскладывал перед нами статуэтки, амулеты, папирусные свитки. Потом – традиционный знак гостеприимства – он подал нам два стаканчика тепловатой бурой нильской водицы, в одном из которых плавал листок неизвестного происхождения, и опять вернулся в чулан.

Гамаль сказал, как чревовещатель, не шевеля губами:

– Обязательно выпейте. Он все видит. Это крупнейший торговец древностями во всем Египте, и я не допущу, чтобы вы его обидели.

Я пододвинул мой стаканчик Гамалю, он пододвинул его мне. Бородатый шейх вернулся и устремил на меня величественный взгляд.

Я выпил.

Гамаль сказал:

– У нас есть старинная поговорка: «Кто испьет воды из Нила, тот вернется в Египет».

В его глазах мерцали манящие отблески Гелиополиса.

12

Искусство, магия и числа

Еще очень много загадок прошлого ждет своего истолкования, и расшифровано в нем гораздо меньше, чем остается расшифровать.

Сэр Артур Эванс вел раскопки в Фесте. Его лопата открыла миру минойскую цивилизацию, названную так по имени Миноса, знаменитого царя древнего Крита. Искусства и знания этого народа достигли расцвета в ту зпоху, когда Стоунхендж приходил в упадок. Кносс на северном берегу острова далеко превосходил великолепием все города доисторической Греции.

Два археолога принесли мне копию покрытого непонятными письменами диска, который нашел Эванс. Знаменитый Фестский диск. Его обнаружили в развалинах одного из домов минойского Феста; он оказался погребенным в верхнем слое обломков, когда случайный (или не случайный?) пожар уничтожил город.

Диск этот глиняный, размером с маленькую грампластинку, обе его стороны покрывают спиральные полосы изображений, разделенные бороздками. Изображения эти были выцарапаны на еще влажной глине либо выдавлены с помощью печаток или специальных штампов. Группы картинок отделены друг от друга поперечными бороздками. Каждая такая клетка содержит от одного до семи изображений. Я различил лицо с гребнем торчащих волос, медвежью (?) шкуру, цветок, лысую голову, рыбу, птицу и число 7, изображенное семью точками в кружке.

– Несомненно, какая-то запись, – сказал археолог № 1.

– У того, кто его изготовил, по-видимому, был набор печаток, и он, вероятно, наштамповал немало таких дисков с разными записями. Я считаю, что это фонетический язык, стихотворение или религиозный текст. Сказать, какой именно это язык, невозможно, поскольку минойцы вели обширную торговлю по всему Средиземноморью и диск мог попасть на Крит откуда-то еще.

– Нет, я считаю, что это запись научного характера, – сказал археолог № 2. – Это сборник советов мореплавателю, условная система знаков в помощь мореходу, опирающаяся на восход звезд или созвездий. Мы считаем, что диск был изготовлен в 1600 году до и. э., то есть за два века до развития линейного письма Б.

Линейное письмо Б было расшифровано археологом Майклом Вентрисом в 1956 г., за несколько лет до того, как он безвременно

погиб в автомобильной катастрофе. Его блистательные исследования позволили установить, что язык был древнегреческим, хотя буквы не походили ни на древний, ни на новый греческий алфавит. Символы означали целые слоги, подобно четыремстам с лишним египетским иероглифам. Они писались на сырых глиняных табличках, которые затем высушивались на солнце, подобно необожженному кирпичу – адобе. И сохранялись они только благодаря превратностям войны или стихийным бедствиям, когда бушевавший пожар обжигал их, превращая в твердую керамику. А если этого не случалось, глиняные таблички размокали от дождя. Очень много табличек было обнаружено во время раскопок Эванса на Крите, а также в материковой Греции, в Микенах. Расшифровка вызвала среди археологов немалое смущение, и причиной было не содержание надписей, представлявших собой списки товаров, учет поголовья скота, перечисление названий каких-то селений и тому подобные хозяйственные сведения, а то, что слова оказались греческими. Возник вопрос о пути культурной диффузии. Но куда он был направлен? Была ли Греция, этот оплот античной цивилизации, всего лишь побегом минойской культуры? А если так, то какой же великой была эта исчезнувшая дописьменная культура минойцев? Спор продолжается и по сей день.

Фестский же диск являл собой тройную загадку. Во-первых, он не был выцарапан писцом. Изображения были вдавлены в глину четким штампом. Таких штампов было по меньшей мере сорок пять, и пользоваться ими мог человек, который не прошел строгой школы писца, что по тем временам требовало многих лет тяжелых и упорных занятий. Отпечатки изображений были исполнены аккуратнее и точнее спиральной бороздки и поперечных линий – это был подвижный шрифт, наборное устройство, опередившее гутенберговскую библию на 3000 лет! Во-вторых, изображения, несомненно, не выполняли декоративной функции; порядок символов был явно важнее, чем их ориентация или точное место на спирали. В этом крылся какой-то еще не разгаданный смысл. В-третьих, диск был уникален для античного мира; ничего похожего не обнаружено при изучении всего доисторического периода.

Они ушли, оставив мне копию.

– Заложите ее в свой компьютер, – сказал № 2.

Это было предложение с двойным дном: нельзя заложить в цифровую счетную машину проблему, если проблема эта не сформулирована математически. Машина работает, не зная усталости, но ей нужны цифры, уравнения и четкие инструкции. Плодотворному использованию машинного времени предшествуют розыски, и розыски эти ведет человек, который делает выводы, пишет, вычеркивает, смотрит в окно и грызет карандаш. В течение всех пятидесяти лет, протекших с той минуты, когда был найден Фестский диск, изучение его продолжает оставаться на* стадии предварительных гипотез и прикидок.

Я глядел и недоумевал все больше. На стороне А расположена 31 группа, на стороне Б их 30. Диск производил на меня впечатление обиходного предмета, несмотря на то что другие подобные диски обнаружены не были. Он был размечен обдуманно и аккуратно, без поправок или ошибок, и спирали из 31 группы знаков на одной стороне и 30 групп на другой, расположенных через одинаковые интервалы, точно укладывались в диск, завершаясь в конце цепочкой из 5–6 точек. Маловероятно, чтобы свободное искусство ради свободного искусства сочеталось с подобной скрупулезной точностью (вспомните запутанные узоры на насканских сосудах). Моим первым предположением было, что это календарь с отметками небесных явлений, религиозных и светских знаменательных дат, рассчитанный на период в два месяца. Я усомнился в том, что указания для мореходов зачем-то понадобилось делить на группы из 30 и 31 «слова». Если это письменный язык, то решение проблемы вообще лежит за пределами моих возможностей. Филологам придется догадываться, как догадался Вентрис, или ждать, что где-то отыщется очередной Розеттский камень.