Кронос
Шрифт:
Глава пятая Камень преткновения
Мрачный и тёмный проход, оснащённый рельсами, уходил в неизвестность, пугая полнейшей тишиной и монументальностью творения. Основательность, с которой были проделаны работы, не оставляла сомнений в том, что в глубине шахты компанию ждали интересные открытия. О приобретении трофеев, никто не помышлял. Подобные мысли, как-то сами собой, отошли на второй план, ставя первоочередной задачу — не вляпаться, в такое происшествие, которое не предусматривает написание мемуаров, при выходе на заслуженный отдых. Это, как минимум, поставленный каждым участником эпопеи в личном дневнике. По ходу движения
На дрезине, люди с мрачными лицами, приводили в движение рычаги. Со стороны это выглядело так, как тушат брандмейстеры пожар, качая помпой воду, для тушения огня. Или вино в рот Гулливеру… Последний, хоть бы морщился, для приличия… В общем, настроение чувствовалось подавленным у всех, кроме предпоследней вагонетки. Там, в результате нервных переживаний, а может от недолива, веселье стояло в самом разгаре. Сутулый с Кащеем, вели себя, как две расшалившиеся обезьяны.
— Чего приуныли, господа? — подал голос Комбат. — Берите пример с третьего вагона!
— Чей, не на маршрутке едем, — ответил Дед. — В аквапарке забавляться.
Доцент, сидевший мрачнее тучи, подтвердил последний довод Деда:
— Такие думы передумаешь, пока куда-нибудь доберёшься, и если бы не последняя тачанка, груженная барахлом, то третью, можно было бы отцепить — пусть забавляются у костра.
— Да они, просто пьяны! — со вздохом произнёс Почтальон и нащупал в кармане флягу. — Предлагаю сделать короткую остановку — выровнять равновесие в коллективе.
Предложение приняли единогласно и пара банок тушёнки, быстро заняли место на топливном баке дрезины. Там же разместилась и остальная закуска, не обременяющая компанию длительность приготовления. После восстановления баланса, остальные члены команды, не принимавшие участие в туннельной вакханалии, стали относиться к зачинщикам беспорядков более лояльно, с философской жилкой и издевательским подтекстом. Бармалей, дожевав бутерброд, и как заправский денди, вытерев рот салфеткой, повернулся к Пифагору, который что-то делил с Бульдозером. Брезгливо протерев пальцы, той же бумажкой и, оттопыривая их в стороны, он сказал:
— Некоторые ведут себя так, как будто произошли от обезьян.
— А, может быть, они просто берут пример, с мнимых предков? — предположил Пифагор, включаясь в игру. — Пытаются возвратиться к первоистокам!
На такие заявления, философы пару минут разглядывали недвусмысленный жест Кащея, а Сутулый даже пытался обойтись без жестов, но ему не дали, мотивируя запрет тем, что холодно и можно простудиться.
—
— А ты твёрдо в этом уверен? — не понятно, с какой подоплёкой, задал вопрос Дед.
— Абсолютно! Обычно гордыня — предвестница всех бед человечества. Но тут, какая-то нестыковка в мышлении: возвышая себя до небес, признают Дарвина, версия которого, о происхождения видов — благополучно посрамлена. Перевернув всё с ног на голову, противореча собственным устремлениям, и считая себя венцом творения, признают, что их прародитель гамадрил или макака. Получается — гордиться надо мне. Мой Отец небесный всемогущ в абсолюте, которого не устыдишься, а не какая-нибудь мартышка, скачущая с голым задом по деревьям, но гордятся — дарвинисты. Непонятно только чем — неужели умом?
— Ну, тут как раз, может быть и не всё так туманно, — вмешался Крон, — что возьмёшь с обезьяны? Правильно — ничего! А отец требует послушания, которое пойдёт только во благо. Тут дьяволу даже изощряться не нужно в обмане: признал дарвинизм и порядок — делай, что хочешь! Кто с тебя спросит? Кто накажет? Принцип «живу, как хочу» относится к древним временам. В Иудее саддукеи не верили в бессмертие духа и воскрешение в последствии, хоть и верили в Бога, и были одной из ветвей фарисейства. А почему? Вывод у меня напрашивается сам собой: они были богатыми людьми, проживая жизнь в своё удовольствие, не обременяясь совестью, а на людях проявляли набожность. То есть, сама формула для них выгодна: как будут наказывать, если не будет больше жизни?
— Как в такой обман поверило столько людей! — недоумевал Комбат. — Они что — все глупые были?
— Упрямые, согласно Библии. Все писания исковерканы и подстроены, под личные нужды. Посмотри на другие страницы истории: ситуация разнится, только в деталях.
— Ну ладно — тронулись! — вмешался Почтальон.
— Давно уже! — сострил Крон. — Причём, всем миром.
— А этот обезьянник, надо посадить за вёсла, — Комбат указал рукой на Сутулого с Кащеем. — Пусть гребут и трезвеют.
Обращаясь к сладкой парочке, Крон добавил:
— И не надо проводить аналогий, пытаясь спошлить на перефразировании, утверждая, что некого.
— Паровозик из Фисташково! — зло ругался Сутулый, совершая рычагом монотонные движения, а на другом конце противовеса Кащей, не менее выразительно припоминал все приспособления, связанные с этим, и называл их изобретателей последними словами, а заодно, и создателей этого чуда техники.
— Представьте, что вы нефть качаете, — предложил Пифагор. — И думайте о скором обогащении — может, легче станет.
— Меня этнографическая экспедиция уже задолбала, — обиженно отозвался Кащей, в очередной раз, сорвавшись с ручки.
Весёлый паровозик продолжал углубляться в мрачные туннели, извещая о своём появлении, вместо гудка, нецензурной бранью.
— Напились со страха! — констатировал Почтальон, по всей вероятности, очевидный факт.
Монотонное движение дрезины укачивало не хуже люльки, ещё целый час, когда неожиданно фонарь, до этого упиравшийся в своды коллектора ярким лучом, вдруг потонул во тьме. Все поняли, что туннель закончился. Выводы не обманули участников экспедиции, въехавших в обширное пространство пещеры, не похожее на рукотворную раскопку. Хотя, кто его знает, что можно ожидать от первопроходцев, после всего увиденного, до этого. Эти мысли не давали Комбату покоя, и он решил озвучить ситуацию: