Кронштадт и Питер в 1917 году
Шрифт:
Вскоре совещание в соседней комнате закончилось, и Горький в сопровождении гостей прошел в столовую, приглашая нас за собой. Мы уселись за чайным столом. «Бабушка» чувствовала себя именинницей. Умильная улыбка не сходила с ее морщинистого лица. Она со всеми без исключения целовалась. Узнав, что я кронштадтец, она радостно закивала головой и проговорила: «Меня туда уже пригласили. Когда у нас записан Кронштадт-то?» — обратилась она к своей сопровождающей. Та, справившись в записной книжке, назвала день. «Вот меня так и возят из одного места в другое: все дни задолго вперед расписаны», — тоном искренней задушевности произнесла «бабушка». В эти дни она, видимо, чувствовала себя на положении чудотворной иконы. В общем, «король оказался голым*. Так называемая «бабушка русской революции» с первой же встречи поразила меня своей порядочной глупостью. Совеем другое впечатление производила Вера Фигнер; живая, подвижная и энергичная, она, несомненно, выглядела умной женщиной. Вскоре «бабушка» стала прощаться, снова целуя всех присутствующих, как своих
За столом Бунин, обращаясь к Горькому, сказал ему: «А знаете, Алексей Максимыч, ведь слухи о кронштадтских ужасах сильно преувеличены. Вот послушайте-ка, что говорят очевидцы». И я был вынужден снова повторить рассказ о кронштадтском благополучии. Максим Горький выслушал меня с большим вниманием, и хотя на его лице промелькнуло недоверчивое выражение, он открыто ничем не показал его.
На другой день я выехал в Кронштадт. Тем временем у нас уже произошло слияние обоих Советов в единый Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов, В этом новом Совете мы организовали большевистскую фракцию, которая выдвинула мою кандидатуру в состав президиума Совета. На пленуме президиум Совета был сформирован в следующем составе: председатель — беспартийный Ламанов и товарищи председателя: от левых эсеров — Покровский, а от большевиков — я. Мы с Рошалем аккуратно посещали все заседания Совета, происходившие три раза в неделю. Пленуму обычно предшествовало заседание фракции. В нашей большевистской фракции мы предварительно обсуждали вопросы очередной повестки дня, составляли свои проекты резолюций и намечали официальных ораторов.
На пленуме Совета обычно председательствовал Ламанов, а в случае его отсутствия — Покровский или я. Секретарем состоял левый эсер Гримм. Стенографическую запись вела жена Брушвита. В общем, подавляющее большинство вопросов носило злободневный, по преимуществу местный характер и не представляло крупного политического интереса. Но тем не менее очень часто в процессе обсуждения того или иного вопроса развертывались оживленные прения, в которых ярко обрисовывалась физиономия всех партий. Нередко заседания носили чрезвычайно бурный характер. В это время наши враги уже создали Кронштадту большую рекламу: об успехах большевизма в Кронштадте прошла громкая слава. Ввиду этого Кронштадт беспрерывно посещался различными делегациями. Они приезжали с полномочиями от своих масс для ознакомления на месте с создавшимся у нас положением и для осведомления о сущности большевизма и об его приложении на практике. Делегации с фронта почти постоянно гостили у нас, сменяя одна другую. Обычно, после официальных выступлений в Совете, мы приглашали делегатов осмотреть наши учреждения, открывая им всюду полный доступ, а в заключение использовали их для выступления на митингах на Якорной площади.
Особенно приятен был приезд делегации рабочих Донбасса. Эти товарищи приехали специально для того, чтобы ознакомиться с характером политической жизни Кронштадта и попросить у нас товарищей для работы в Донбассе. Взамен они обещали прислать уголь для кронштадтских хозяйственных нужд. Мы послали в Донецкий бассейн партийного товарища, матроса Павлова, который, по словам донбасских работников, оказал там большие услуги делу пролетарской борьбы. Около этого времени мы установили теснейшую связь с Питерским Советом и его исполкомом. Для этой дели в Питер были отправлены И. Д. Сладков и Зайцев. Сладков до своей питерской командировки состоял председателем следственной комиссии. Нервный, всегда деловито озабоченный и энергичный, он удачно справлялся со своими следственными делами. Возможно, что он был избран председателем следственной комиссий потому, что, как старый матрос-комендор, хорошо знал флот и его личный состав. Он только перед этим вернулся с каторги, куда был сослан в декабре 1916 г. по нашумевшему процессу кронштадтских моряков. После Сладкова на должность председателя следственной комиссии был выбран тов. Панкратов, также оказавшийся как нельзя более на месте. Он проявил большие способности в самых сложных следственных разбирательствах, искусно умея находить виновных.
Кронштадтский Совет, куда я входил представителем от местного партийного комитета, отнимал у меня много времени, так как, помимо пленарных собраний, приходилось посещать заседания исполкома, членом которого я также состоял. Работа в газете от этого неминуемо пострадала бы, если б там не было такого хорошего помощника, как П. И. Смирнов. Молодой студент-политехник, он обычно просматривал поступавшие рукописи, извлекая оттуда наиболее ценный материал. На мою долю выпадал лишь просмотр наиболее ответственного материала и писание передовиц, фельетонов и политических статей…
Брешко-Брешковская сдержала свое обещание и в назначенный день прибыла в Кронштадт. Бесцветное, отличавшееся общими словами выступление «бабушки» никакой полемики по существу не вызвало. «Бабушка русской революции» делилась со своими слушателями только восторгом, охватившим ее по поводу Февральской революции.
Вскоре после Брешко-Брешковской приехал командующий войсками Петроградского округа генерал Корнилов. Он также пытался ораторствовать перед кронштадтца ми на Якорной площади. Но его выступление собрало очень мало парода и не имело абсолютно никакого успеха. Генеральские погоны вообще производили в Кронштадте самое отрицательное впечатление.
В один из последующих приездов в Питер я встретился с Л. Б. Каменевым, только что вернувшимся из Ачинской ссылки. Я знал
Со времени приезда тов. Каменева само собой повелось так, что каждое воскресенье я приходил к нему на квартиру с докладом о кронштадтских делах и получал от него директивы на будущее время; затем мы с ним отправлялись либо на очередное заседание Петросовета, очень часто назначавшееся на воскресенье, либо на какое-нибудь другое собрание. Однажды, встретив у Льва Борисовича тов. Сталина, я пожаловался ему на крайний недостаток в Кронштадте активных партийных работников. Тов. Сталин принял к сведению мое заявление и настолько внимательно отнесся к нему, что уже через несколько дней командировал в Кронштадт тов. И. Т. Смилгу. С этих пор тон. Смилга принял на себя организационную работу и, порою, в наиболее важных случаях, выступал на широких массовых митингах.
56
4 ноября 1914 г. Л. Б. Каменев проводил нелегальное совещание членов большевистской фракции IV Государственной думы с представителями большевистской партии, участники которого были потом арестованы и преданы суду, Каменев, нарушив партийную этику, защищал на суде но столько партию, сколько себя, заявив, что никогда не был согласен с тезисами и лозунгами В. И. Ленина и ЦК РСДРП (б) по вопросу о войне. В итоге он получил довольно мягкое наказание, был сослав в Ачинск. Поведение Л. Б. Каменева было осуждено на собраниях ссыльных и в зарубежных центрах партии. Позднее такому же осуждению был подвергнут его поступок после Февральской революции, когда он прислал приветственную телеграмму Михаилу Романову.
После возвращения из ссылки Л. Б. Каменев и И. В. Сталин, также находившийся в Ачинске, «оттеснили» па второй план более радикальную, но менее известную в партии группу местных большевиков во главе с А. Г. Шляпниковым, П. А. Залуцким и В. М. Молотовым. Именно Сталии, Каменев и Муранов, несмотря на протесты более молодых партийцев, взял» на себя с № 9 редактирование газеты «Правда». При этом образовался политический союз между сильным «практиком» Сталиным и «теоретиком» Каменевым (более подробно см.: Медведев Р. А. Каменев — штрихи к политическому портрету//Литературная газета. 1989. 3 мая. С. 13).
Вслед за тов. Смилгой наши ряды пополнились тов. Дешевым. Молодой врач, недавно окончивший Юрьевский университет, тов. Дешевой был привлечен к участию в газете и одновременно дан в помощь тов. Рошалю для агитационных объездов частей. Тов. Дешевой выписал своего старого друга по Юрьеву Л. А. Брегмана, который вскоре также появился в Кронштадте. Тов. Брегман, серьезный и знающий марксист, был незаменим в качестве лектора. Кроме того, он был неплохим председателем собраний.
Чтение лекций в партийном кружке теперь уже распределялось между Рошалем, Ульянцевым, Кириллом, Смилгой, Брегманом и Дешевым.
Таким образом, наша руководящая коллегия до некоторой степени расширилась, и успех нашей партии среди кронштадтских масс значительно подвинулся вперед. Очень быстро мы все сработались и образовали дружную партийную семью.
Тов. Рошаль продолжал объезды судов. Агитация нашей партии пользовалась колоссальным Успехом. Особенно сочувственно встречались речи, направленные против войны. Однажды произошел следующий инцидент; некий солдат Шикин, бывший кронштадтский торговец, окопавшийся в тылу и потому, естественно, ярый оборонец и патриот, чуждый ясного политического сознания, но но натуре доводило смелый, выступил на Якорной площади с лозунгом: «Война до полной победы». Толпа, присутствовавшая на митинге, немедленно арестовала его и привела в Совет с требованием немедленной отправки оборонческого агитатора на фронт. «Он стоит за войну до конца! Так вот и пускай он показывает пример и сам идет на передовые позиции — в линию огня», — мотивировали арест доставившие его матросы.
Конечно, Совет на фронт его не отправил, но данный случай сам по себе был чрезвычайно симптоматичен. Империалистическая война не пользовалась никаким кредитом в глазах кронштадтских рабочих, матросов и солдат. Враждебные нам партии не могли показаться на митинге, их встречали единодушными криками: «Долой».
Во время поездок тов. Рошаля по кораблям бывали случаи, что целые суда просили записать их в партию. По словам Рошаля, общее число сочувствовавших нашей партии достигало в то время колоссальной цифры в 35 000 человек, хотя формально членами партии состояло не свыше трех тысяч. Эта сочувственная нам атмосфера была такова, что даже меньшевики и эсеры могли работать в Кронштадте не иначе, как приняв своего рода защитную окраску. Меньшевики и эсеры были у нас только левого, интернационалистического оттенка. В вопросах об отношении к войне и даже к Временному правительству у нас не было больших разногласий. Поэтому зачастую после митинга нам приходилось слышать вопрос: «Так в чем же состоят ваши разногласия с левыми эсерами?» Разумеется, приходилось читать длинную лекцию по марксизму, разоблачая идеалистическую теорию и никуда не годную программу левых эсеров, а также их неверную, колеблющуюся и политически не выдержанную тактику.