Кронштадт и Питер в 1917 году
Шрифт:
— Дредноуты типа «Петропавловск». Они имеют по двенадцать 12-дюймовых орудий в 52 калибра, в башенных установках, не считая более мелкой артиллерии.
— Хорошо, — едва выслушав, нетерпеливо продолжал Ильич, — если нам понадобится обстреливать окрестности Петрограда, куда можно поставить эти суда? Можно ли их ввести в устье Невы?
Я ответил, что, ввиду глубокой осадки линейных кораблей и мелководья Морского канала, проводка столь крупных судов в Неву невозможна, так как эта операция имеет шансы на успех лишь в исключительно редком случае весьма большой прибыли воды в Морском канале.
— Так каким же образом можно организовать оборону Петрограда судами Балтфлота? — спросил тов. Ленин, пристально глядя на меня и настораживая свое внимание.
Я указал, что линейные корабли могут стать на якорь между Кронштадтом и устьем Морского канала примерно на траверзе Петергофа, где помимо непосредственной защиты подступов к Ораниенбауму и Петергофу они будут обладать значительным сектором обстрела в глубь побережья. Тов. Ленин не удовлетворился моим ответом и заставил меня показать на карте примерные границы секторов обстрела разнокалиберной артиллерией. Только
Вообще в этот день Владимир Ильич был в необычайно повышенном нервном состоянии. Занятие Гатчины белогвардейцами, видимо, произвело на него сильное впечатление и внушало ему опасения за судьбу пролетарской революции. В течение всей беседы тов. Троцкий не проронил ни слова [152] .
— Позвоните по телефону в Кронштадт, — обратился ко мне тов. Ленин, — и сделайте распоряжение о срочном формировании еще одного отряда кронштадтцев. Необходимо мобилизовать всех до последнего человека. Положение революции в смертельной опасности. Если сейчас мы не проявим исключительной энергии, Керенский и его банды нас раздавят.
152
В первой публикации далее следовал текст: «Сидя за столом и мрачно оперев голову на руку, он слушал наш диалог в глубоком молчании. Печать усталости и бессонных ночей уже лежала на его лице: характерные неровности высокого лба выступали еще рельефнее, щеки втянулись и глаза глубоко запали внутрь своих орбит. Но эта внешняя утомленность нисколько не помешала тов. Троцкому развернуть во время Октябрьской революции колоссальную работоспособность. Владимир Ильич и Троцкий вышли в коридор и сели на скамейку около телефонной будки, в то время как тов. Склянский, в шинели защитного цвета, с узкими серебряными погонами военного врача, по их поручению разговаривал с кем-то по телефону.
— У вас нет ли чего-нибудь съестного? — неожиданно спросил меня тов. Троцкий.
Я вынул из кармана пальто две коробки рыбных консервов, предусмотрительно закупленных мною на обратном пути из Царского Села. Владимир Ильич и Лев Давыдович стали закусывать с большим аппетитом, выдававшим их долгое воздержание от пищи. Неустанная работа не оставляла им в эти дни времени на еду» (Пролетарская революция. 1924. № 10. С. 41).
Я попытался вызвать Кронштадт, но ввиду позднего времени не мог дозвониться. Владимир Ильич предложил мне связаться с кронштадтскими товарищами по Юзу [153] . Мы вошли в телеграфную комнату, где неугомонно жужжали прямые провода. Облокотившись на стол одного из бесчисленных аппаратов, стоял тов. Подвойский. Мы подошли к нему. Мысли невольно были устремлены на фронт, где сейчас решалась судьба революции. После известия о взятии Керенским Гатчины никаких существенных сообщений с боевого фронта не поступало. Падение Гатчины всеми переживалось тяжело. Однако все знали, что в ближайшие дни необходимы безграничное напряжение, колоссальная работа по организации стойкого вооруженного сопротивления, массовый уход на фронт всех боеспособных элементов Питера и окружающих его городов.
153
Речь идет о буквопечатающем телеграфном аппарате, разработанном Д. Э. Юзом в 1855 г.
— Да, теперь положение таково, что либо они нас, либо мы их будем вешать, — сказал тов. Подвойский.
Никто ему не возражал.
Моя попытка связаться с Кронштадтом по прямому проводу также не увенчалась успехом.
— Ну хорошо, вот что, — ответил мне Владимир Ильич, когда я доложил ему об этом, — поезжайте завтра утром в Кронштадт и сами сделайте на месте распоряжения о немедленном сформировании сильного отряда с пулеметами и артиллерией. Помните, что время не терпит. Дорога каждая минута… [154]
154
27 октября (9 ноября) В. И. Ленин из штаба Петроградского военного округа вызвал к прямому проводу Гельсингфорс и вел переговоры с председателем Гельсингфорсского Совета А. Л. Шейнманом, председателем военного отдела Областного комитета армии, флота и рабочих Финляндии И. Михайловым и заместителем председателя Центробалта Н. Ф. Измайловым, дал распоряжение о немедленной отправке в Петроград из Финляндии кораблей и отрядов моряков Балтийского флота, армейских пастой для усиления защиты Петрограда от контрреволюционных войск Корейского — Краснова (см.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 82–35).-
Ранним утром 28 октября я был в Кронштадте. Пустынные улицы этого казарменного города обнаруживали, что Питер и Гатчинский фронт уже выкачали из Кронштадта значительную массу бойцов.
В Кронштадтском Совете я нашел засилье левых эсерок. Пленум Совета, где огромное, подавляющее большинство состояло из членов нашей партии, в эти дни не созывался. Но его исполнительный аппарат кипуче работал. И вот именно здесь, ввиду ухода на фронт всех активных коммунистов, главными действующими лицами внезапно для самих себя очутились левые эсеры. Несмотря на то что в исполкоме их было меньшинство, однако в эти революционные дни они поднимали много шуму: с увлечением звонили по телефону, с горячностью отдавали какие-то распоряжения, самодовольно и не без важности разговаривали с посетителями, одним словом, пребывали в полном упоении своей новой ролью. Особенно суетились Горельников и Кудинский. Горельников, довольно полный матрос, выше среднего роста, с бритым лицом и курчавой шевелюрой, играл роль центрального лица и распоряжался снабжением кронштадтских отрядов. Другой левый эсер, Кудинский, имел вид
Эти полукомические персонажи не могли быть признаны благоприятными исполнителями ответственного поручения, возложенного на меня тов. Лениным, Поэтому я решил воспользоваться своими личными связями и принялся непосредственно отдавать распоряжения по фортам.
Настроение и вооружение отдельных частей было мне достаточно хорошо известно, чтобы самостоятельно справиться с задачей и двинуть на фронт лучшие силы.
Прежде всего я позвонил на Красную Горку. К телефону подошел комиссар этого крупнейшего форта тов. Донской. Я информировал его о критическом положении на Красновском фронте и просил в срочном порядке выслать в Питер все наличные резервы, подкрепив их достаточно обильной артиллерией. Точно такое же приказание я сделал по телефону комиссару форта Ино, расположенного па финляндском берегу залива. Оба комиссара обещали в самый короткий срок снарядить соответствующие пехотноартиллерийские отряды.
Закончив кронштадтские дела, я, не теряя ни минуты, поспешил обратно в Питер. На том же катере ехала Людмила Сталь. Помню, она показала мне очередной номер эсеровской газеты «Дело народа» [155] , где был напечатай грозный приказ казачьего генерала Краснова, возвещавший поход на Петроград и призывавший столичный гарнизон к полному повиновению власти Временного правительства.
Проходя Морским каналом, я заметил крупный силуэт учебного судна «Заря свободы» [156] . Когда я пристал к борту, ко мне спустился по трапу комиссар корабля матрос Колбин. Я спросил его о заданиях, полученных «Зарей свободы». Он объяснил, что кораблю приказано производить обстрел банд Керенского в случае их приближения к Петрограду. Однако выяснилось, что таблиц стрельбы на корабле не имеется. Так как огонь пришлось бы открыть по невидимой цели и без всякого наблюдения, то ясно, что стрельба должна была явиться совершенно недействительной. Да и само по себе учебное судно «Заря свободы» (бывший броненосец береговой обороны «Император Александр II»), несмотря на свои двенадцать 12-дюймовых орудий в 40 калибров, представлял собою такую старую галошу, что его стрельба по берегу боевого значения иметь не могла. Единственный смысл вывода неимоверно устарелого корабля на позиции в Морском канале заключался в том, что его грозный вид мог послужить стимулом морального подъема питерских рабочих и солдат. Впрочем, ничего лучшего Кронштадт предложить не мог, так как тогда главные силы Балтфлота были сосредоточены в Гельсингфорсе [157] .
155
«Дело народа» — газета, орган ЦК партии эсеров. Издавалась с 15(28) марта 1917 г. до 14(27) января 1918 г. Редакторы В. М, Зензинов, Р. В. Иванов-Разумник, В. В. Лункевич, В. М. Чернов и др, «Дело народа» поддерживала Временное правительство, занимала позиции оборончества и соглашательства, призывала к продолжению империалистической войны. Закрыта за контрреволюционную деятельность.
156
Учебное судно «Заря свободы» снялось с якоря и вышло из Кронштадта в Петроград 25 октября (7 ноября) 1917 г. и стало на якорь у Лигово на охрану столицы.
157
Базировавшиеся в Ревеле и Гельсингфорсе крейсер «Олег» и эсминец «Победитель» прибыли в Петроград по распоряжению В. И. Ленина 29 октября (11 ноября) 1917 г.
В Питере я прежде всего зашел на посыльное судно «Ястреб», только в этот день ошвартовавшееся у набережной Васильевского острова. На «Ястребе» находился штаб кронштадтских отрядов. Здесь были И. П. Флеровский и П. И. Смирнов. Кроме них в состав руководителей штаба входил вольноопределяющийся Гримм, молоденький левый эсер, впоследствии принявший активное участие в восстании Красной Горки против Советской власти во время первого наступления Юденича, весной 1919 г. [158] Но в октябре 1917 г. он производил приличное впечатление и тогда еще стоял на платформе Октябрьской революции.
158
Красная Горка и Серая Лошадь, форты на южном берегу Финского залива, оборонявшие подступы к Петрограду с мори. Во время гражданской войны 13 июня 1919 г. на них был поднят эсеро-белогвардейский мятеж, ликвидированный 16 июня комбинированным ударом советских войск и флота с суши и моря.
Наконец, здесь же на «Ястребе» можно было видеть, как горячился в спорах анархо-синдикалист Ярчук, вообще очень дружно работавший с нами. Он с энтузиазмом поддерживал низвержение буржуазии, рассматривая это событие как неизбежный этап на пути к царству анархии. Я вкратце рассказал товарищам о результатах моей поездки. Вскоре откуда-то появился Сима Рошаль, и, захватив с собой Ярчука, мы в закрытом автомобиле поехали в Смольный.
Еще отчетливее, чем когда-либо прежде, здесь чувствовалась непосредственная близость фронта. Все дышало лихорадочной, чисто боевой напряженностью. Вдоль выбеленных сводчатых коридоров недавнего института благородных девиц сновали беспрерывные вереницы вооруженных рабочих в штатском пальто, но в полном походном снаряжении, с пулеметными лентами, крест-накрест переплетавшими спину и грудь. Серьезная, вдумчивая сосредоточенность их напряженных лиц, непроницаемая молчаливость и судорожное сжимание винтовки обличали тревожное, неустойчивое положение новорожденной Советской республики.